Воспоминания бойцов спецназа о чеченской войне. Трагическое и комическое рядом
20 лет назад российские войска вошли на территорию Чечни. Именно 11 декабря началась Первая чеченская кампания. Военные действия на территории республики привели к многочисленным жертвам и серьезным потерям. Мы решили вспомнить о тех, кто погиб в Чечне, и о тех, кто там выжил. Как выглядела эта война, читайте в отрывках из воспоминаний и книг о Чечне.
Вдоль дороги встречаются дома, состоящие из одного фасада, за которым ничего нет, просто стена с оконными проемами. Странно, что эти стены не падают на дорогу от сквозняков.
Пацаны смотрят на дома, на пустые окна в таком напряжении, что, кажется, лопни сейчас шина, многие разорвутся вместе с ней. Ежесекундно мнится, что сейчас начнут стрелять. Отовсюду: из каждого окна, с крыш, из кустов, из канав, из детских беседок… И всех нас убьют. Меня убьют.
«Патологии», Захар Прилепин
№ 2169 — указ «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики» был подписан Б. Ельциным 11 декабря 1994 года.
Сережи не стало в том самом бою, когда мне порвало ноги. Сергей всегда лез вперед всех. Из всех нас — Васьки, Игоря, Сереги и меня — вернулся только я…
Сережу прошило в спину, когда уходили от сгоревшей колонны, он так и лежал на склоне, и только орал, отстреливаясь — «Тяните Димку, тяните…» Он так лежал, обескровленный, на склоне, когда духи шили его от злобы очередями…
…И я пошел в тренажерный зал, я выл, но грузил ноги… Сейчас я даже не хромаю… Моего сына будут звать Сережей…
«Склон», Дмитрий Соловьев
Когда я влетел в свою крошечную палатку, расположенную в двадцати шагах от артплощадки, сердце норовило выскочить изо рта и ускакать куда-то в сторону Дагестана. Набрасывая разгрузочный жилет с магазинами и вешая на плечо автомат, я отнюдь не воображал, что мой личный огневой вклад в общее дело внесет глобальный перелом в ход и исход боя. Вообще, довольно забавно смотреть со стороны на определенную категорию офицеров, озабоченных демонстрацией собственной воинственности, как-то: крутыми нашивками, головными повязками и метанием ручных гранат в противника, которого нет. Главным оружием офицера любого ранга в современном бою являются бинокль, радиостанция и мозги, причем отсутствие последних невозможно компенсировать даже бицепсами толщиной в слоновью ногу. Но без «калашникова» и полутора-двух десятков магазинов к нему чувствуешь себя, как без штанов, — что есть, то есть. Так что я привел себя в боевой порядок и змеей метнулся на артплощадку.
Свыше 2000 военнослужащих погибли во время операции «Джихад» (нападение дудаевцев на Грозный 6−22 августа).
Отвоевали очередную пятиэтажку. Точнее, то, что от нее осталось. Дальше не двигаемся, так как последняя неподбитая БМП увезла раненых. У нас из серьезного вооружения один РПГ остался. А напротив боевички сидят упертые, и их много. Палят, патронов не жалея. Из подствольников и автоматов их не выкурить. Перестреливаемся. Ждем подкрепления, которое два часа назад обещали.
Вдруг на той стороне, где боевики засели, сильный переполох начался. Палят «чехи» куда-то себе за спину. Некоторые с перепугу аж на нашу сторону выбегают. Стреляем по ним, немало озадаченные их поведением. Стрельба все ближе. Разрывы, дым столбом. Рев двигателя. Из-за разрушенной стены, словно Феникс из пепла, выскакивает Т-80 . Он несется прямо на нас. Видим, танк не дудаевский. Стараемся на глаза попасть, чтобы тот ненароком своих не подавил. Наконец экипаж увидел нас. Танк остановился. Тяжелая машина — как смятая промокашка. Активная броня висит лохмотьями. Башня засыпана кирпичами и штукатуркой. У танкистов, вылезших из ее нутра, вид не краше. На закопченных до черноты лицах блестят глаза да белеют зубы.
— Закурить есть, пехота?
«Пацифистское чтиво», Эдуард Вурцели
Фото: warchechnya.ru
— Парни, — кричит начальник, — мы уже почти прилетели. Только что поступил приказ возвращаться, мол, зона опасная. Вы как?
Нельзя сказать, что мы прямо такие герои. И что, как в фильмах, когда говорили: «задание добровольное, кто согласен — шаг вперед!» — и вся шеренга разом делала этот смертельно опасный шаг, или говорили «есть такая профессия Родину защищать!», или такие душераздирающие призывы как: «За родину!», и еще какого-нибудь другого патриотического бреда у нас в головах не было. Однако мы решили не возвращаться.
«Семь минут», Владимир Косарецкий
85 человек убитыми и 72 пропавшими без вести, уничтожено 20 танков, более 100 военнослужащих попали в плен — потери Майкопской бригады во время штурма
Грозного.
Но как ни старались дудаевцы морально сломить наших солдат и офицеров, им это не удалось. Даже в первые дни штурма Грозного, когда многих охватил страх и отчаяние от безвыходности ситуации, проявлено немало примеров мужества, стойкости. Танкист лейтенант В. Григоращенко — прототип героя фильма А. Невзорова «Чистилище» — распятый на кресте, навсегда останется образцом для нынешних и будущих защитников Родины. Тогда в Грозном дудаевцы искренне восхищались офицером из бригады спецназа СКВО, в одиночку сдерживавшего натиск неприятеля. «Все! Хватит! Молодец! — кричали окруженному и раненному русскому воину. — Уходи! Мы тебя не тронем! Мы вынесем тебя к твоим!» — пообещали чеченцы. «Хорошо, — сказал лейтенант. — Согласен. Идите сюда!» Когда те приблизились, офицер подорвал и себя, и боевиков гранатой. Нет, ошибаются те, кто утверждал, что в результате «новогоднего» штурма федеральные войска были разгромлены. Да, мы умылись кровью, но показали, что и в нынешнее время — время размытых идеалов, в нас жив героический дух предков.
«Моя война. Чеченский дневник окопного генерала», Геннадий Трошев
Фото: warchechnya.ru
На бледном, несколько напряженном лице солдата не отразилось ни страха, ни боли, ни каких-то других эмоций. На меня он тоже не смотрел — только губы шевельнулись:
— Ничего, нормально.
Эх, сколько раз я слышал это самое «ничего»! Извините, ребята, привал не здесь, а через десять километров — ничего, командир! Ответный огонь открывать запрещено — ничего, командир! Хлопцы, жратвы сегодня не будет — ничего, командир! В общем, так: ни враг, ни природа, ни какие-либо другие объективные обстоятельства не в состоянии победить Русского Солдата. Одолеть его может только предательство.
«Крепкие орешки», Георгий Костылев
80000 человек гражданского населения Чечни погибли за время конфликта, по оценке секретаря Совбеза РФ
А.Лебедя.
Холодные ладони и маета, и много без вкуса выкуренных сигарет, и нелепые раздумья, которые неотвязно крутятся в голове. Так хочется жить. Почему так хочется жить? Почему так же не хочется жить в обычные дни, в мирные?
«Патологии», Захар Прилепин
Дмитрий БЕРКУТ
Мы публикуем свидетельство участника военных действий в Чечне на стороне федералов.
Боль, причиненная войной, не утихает, но эту тему, ставшую для журнала, что называется, сквозной, наши авторы, как правило, освещают под другим углом зрения.
Безыскусный рассказ Дмитрия Беркута напоминает нам, что большинству людей, втянутых в те трагические события с обеих сторон, война была не нужна.
Не только для чеченцев она стала несчастьем и безумием, навязанным извне.
Но даже в том рукотворном аду, каким является война, в бойне, где сходит с ума общество и истекает кровью народ, у личности остается единственная, незаменимая внутренняя опора - разум и совесть.
Чеченская война принесла много горя обеим сторонам. Сейчас в России не осталось практически ни одной семьи, в которой отцы, сыновья, дяди, племянники,
просто знакомые или соседи не были бы как-нибудь связаны с этой войной.
Побывав несколько раз «там», я убедился: многих жертв чеченской войны можно было избежать.
Солдат замедленного действия
Слово «противник» в отношении местного населения Чечни - условное название. Эти люди живут рядом с нами, держатся по-соседски, общаются, продают нам водку, а ночью, по собственному признанию некоторых, расстреливают нас. Но еще в ходе первой командировки стало понятно: опасаться надо не только их, но и товарищей по оружию — российских солдат.
У молодых пацанов «ехала крыша» от элементарного непонимания, за что и за кого они воюют.
Чего можно ждать при такой духовной дезориентации вооруженных, оторванных от дома, подвергающихся смертельной опасности парней?
Последствия могут быть непредсказуемы. Тот, кто служил в армии до чеченской войны, в мирное время, пусть представит себе простой пример:
постоянная жизнь в карауле. Помню, когда я впервые отстоял в карауле, думал: или сердце остановится, или с ума сойду.
В Чечне солдаты проводят в подобном состоянии по 9-12 месяцев без передышки, а кому-то «везет» и на больший срок.
Психика не выдерживает постоянных перегрузок, а здесь в довершение всего еще и условия передовой, частые обстрелы, такие же «съехавшие с глузду», вечно
пьяные командиры и контрактники, которые порой вымещают свою злобу и дурь на срочниках.
Солдат ищет способы «разгрузиться».
И часто находит. Благо неразбериха и хаос, а проще сказать бардак на передовой во многом тому способствуют.
Вечер. Строим укрепления. Тащим какие- то доски. Вдруг совсем близко, всего в нескольких метрах от нас, автоматная очередь.
Падая на землю, тихо материшься: сам-то без автомата, одет легко, да и на ногах тапки, в которых в горных условиях много не навоюешь.
Потом до тебя доходит: что-то не так. Почему часовые не бьют «Кольцо» (команда круговой обороны)?
Оказалось, перебравшему с «травкой» солдату померещилось, что кто-то, вроде бы смахивающий на боевика, пытается перебраться через периметр из колючей проволоки. По счастливой случайности он своей очередью никого не задел. Кроме нескольких единиц техники.
Или другой случай. Залез солдатик в танк. Любознательность взыграла, тяга к изучению боевой техники. Современные танки - полностью автоматизированная система, вплоть до автозаряда боеприпасов.
Выстрел. Попадание в здание туалета. Погиб солдат, который там находился. Некрасивая и глупая гибель. В графе «причина смерти», понятное дело, запишут
«выстрел вражеского гранатомета». Ночью на нашей заставе перестрелка. Боевая готовность. Затем отбой. Никакого нападения не было. Двое солдат, упившись
дешевой осетинской водкой, повздорили и решили спор с помощью автоматов. Итог - простреленные ноги, молодой парень остался инвалидом.
Молитвенник под гранатами
Меня не крестили. Как-то не довелось: время было советское, отец всю жизнь в советской армии прослужил.
Не то чтобы мы были воинствующими атеистами, но воспитаны вне религии.
Перед очередной командировкой на Кавказ мать сказала: «Я больше не могу. Не покрестишься - никуда не отпущу.
Костьми перед командиром лягу!» Так я принял крещение. Уже и сам давно хотел, но решиться как-то не мог.
Чечня. Зачистка. В одном из домов засели боевики. Сказать, что не страшно, не впервой, мол, привыкаешь - нельзя.
К такому не привыкнешь. Мать молитвенник с собой дала. В карман сунул в день отправки. В таких сложных ситуациях иногда с собой его таскал.
Во внутреннем кармане «разгрузки» (жилета). Под патронами, гранатами и подствольниками.
Карман слева - у сердца. И крест на шее - подарок бабушки. Берем дом. Попадаю в «группу нарыва» - стало быть, нам надо войти в помещение.
Снайперы и пулеметчики с гранатометчиками заняли позиции вокруг дома. В случае обнаружения боевиков «группа нарыва» редко возвращается в том же составе, в каком вошла. Минимум один человек, кому больше всех не повезет, гибнет.
Иногда в бою и свои могут задеть, когда «это» начинается.
Распределяемся в цепочку. Идем вшестером.
Перепрыгиваем от укрытия к укрытию - тактика очень относительная. Можешь пробежать два метра, а можешь и десять.
Никто ничего не рассчитывает, как удача выпадет. Заходим в нижнее помещение.
Перед этим контрольная группа вывела на улицу старшего в доме — мужчину лет сорока. Сказали, чтобы вывел из дома всех живых.
О том, есть ли там кто еще, кроме детей и женщин, спрашивать бесполезно - даже если в доме сидят «наши клиенты», их никто не сдаст.
Тут это не принято. Распахиваю дверь полуподвального помещения - никого. Занимаю угол. Напарник входит. Здесь две маленькие двери.
Он ныряет в одну. Высовывается, рукой показывает - мол, чисто. Моя вторая дверь. Открыл. Пока нормально - ни души.
Напарник сзади прикрывает. Захожу в темную комнатку, маленькую, пыльную.
Никого, вроде бы. В углу стоит огромный кувшин метра полтора в высоту и с полметра в самом широком месте. Что-то шевельнулось
в полумраке. Тень мелькнула между кувшином и стенкой.
В голове - приказ, патрон в патроннике, предохранитель снят, затвор взведен.
Указательный палец на спусковом крючке — остается сделать одно короткое движение.
В голове: «Все? Обидно. Может, хоть напарник выскочить успеет. Надо нажимать.
И успеть назад прыгнуть. Судьба. Стоп! Почему никаких движений?»
Не знаю, сколько прошло секунд, микросекунд или чего там еще. Говорят, перед
смертью вся жизнь перед глазами пролетает. Ничего подобного. Может, рано мне еще?
Спасительная мысль: может, «они» не заметили, что я их заметил?
Как-то по идиотски верчу головой по сторонам - вроде как озираюсь.
Не знаю, что у меня получилось, но старался, чтоб лицо при этом не выражало никаких эмоций.
Дальнейший план появился быстро: постараться потихоньку выбраться отсюда, а там уж хвать в охапку напарника - и бежать, бежать!
Парням, кто наверху дом «чистит», по рации крикнуть, чтоб уматывали отсюда, а потом — стрелять, стрелять, здесь они засели, притаились!
Поворачиваюсь уже к выходу, и тут краем глаза улавливаю: у основания кувшина, с той стороны, что-то желтеет.
Мельком, уже в двери, глянул еще раз, а там - краешек желтого детского резинового сапога.
Сапожок сдвинулся и спрятался за кувшин. Дальше, не успев сообразить, что делаю, подхожу, заглядываю за кувшин.
Пацаненок, что за ним спрятался, мне ниже пояса. Смотрит на меня с интересом.
Больше никого нет - ни здесь, ни дальше, в самом темном углу. Беру ребенка за руку, тащу на улицу. Даже злиться уже не могу.
Просто вывожу пацанчика, веду его к мужику - хозяину дома, вокруг которого кудахчут женщины и пищат дети. И спрашиваю:
«Это что?» Он перепугался, говорит, соседи попросили за ребенком присмотреть, а сами на заработки в райцентр подались.
Эти девять детей тоже не все его - есть и соседские, вот он про одного и запамятовал.
Леха водки мне из фляги наливает. Да не хочу я пить! Одного понять не могу: почему я не стрелял? Испугался?
Скорее наоборот, испугался бы - начал поливать налево и направо, чтоб хоть кого еще за собой на тот свет утащить.
Не знаю. Как будто держало что-то.
Потрогал молитвенник во внутреннем кармане - лежит. С меня хватит. Не поеду больше никуда. Пусть сами тут со своими нефтедолларами разбираются.
Матери спасибо, что креститься отвела. Не зря все это.
Горная относительность
Застава внутренних войск, дислоцировавшаяся вместе с нашим рязанским отрядом милиции в Ножай-Юртовском районе Чечни, получила приказ о передислокации.
Выводились частями. В первый день «обживаться» на новом месте уехала одна рота. Ставили палатки, рыли окопы, возводили периметр.
Новое место дислокации - несколькими километрами ниже и дальше основного.
С нами осталась основная часть заставы. У них были 152-миллиметровые минометы.
Ночью соседи из военной части, недалеко от которой и окопалась рота уходящей от нас заставы, просят огня на позиции, с которых на них совершено нападение.
Минометы заставы полчаса ведут огонь. Отстреляли несколько ящиков мин. В горах и днем сложно стрелять из такого оружия как миномет.
Ветер, невозможность точной координации. А ночью тем более.
Утром выяснилось: во время огневой поддержки минометчики накрыли свою же переброшенную вниз роту. Погибли два солдата и офицер.
У солдатика родом из Рязани, которого мы старались подкармливать лучше, чем остальных (когда у самих было чего пожевать), там погиб друг.
До дембеля им оставалось меньше двух месяцев. Отпрашиваем его на день у его командира. Отпаиваем. Плачет.
Через несколько дней застава полностью перебралась в новое место.
Когда они уезжали, кто-то из наших рязанских парней сказал: «Отсюда туда долбанули, как бы оттуда сюда чего не прилетело».
Через пару ночей так и происходит. Бывшие соседи кладут мины аккурат по спирали, в центре которой - наша база.
Хорошо, успели связаться - огонь прекратили.
Стоим на блокпосту. Команда с базы - обстрелять «зеленку» справа от нас, в ущелье.
Поступили данные о том, что там кто-то «бродит». Выпускаем несколько магазинов и лент. Подствольники (выстрелы подствольного гранатомета) отстреливаем
на спор - попадешь в то же дерево два раза или нет.
Через несколько минут к нам прибегает капитан ВВ с соседнего ВОРЕЗа (войсковой резерв).
Орет, чтоб прекратили огонь: их разведка уже по уши в землю закопалась, просит, чтоб менты рязанские стрельбу прекратили.
Наших частот у них на рациях нет.
Стоим на выездном блокпосту. Шесть рязанских милиционеров. Вокруг — два «секрета» по два солдата на прикрытии.
Плюс БТР и еще четверо солдат наверху склона. Проверяем синий «Иж-комби».
В машине старик, молодой водитель и девушка на заднем сиденье. Все в порядке - чисто.
Машина ползет вверх по склону. Сухой выстрел «СВД». Позывной БТРа: «У вас доктор где?» Отвечаем: «На базе».
Выясняем позже - сидел на транспортере солдатик, баловался приятельской «СВДшкой» (снайперская винтовка).
Вел в прицеле отпущенный нами «ИЖ». Нажал на спусковой крючок. Почему и патрон был в патроннике, и предохранитель снят - не помнит.
Пуля снайперского патрона 7,62 миллиметра вошла в крышу машины.
У водителя ожог головы. Повезло — прошла по касательной. Попала девушке в грудь, вышла из багажника.
Долго чеченка не прожила. Заместитель главы администрации села, в котором мы стояли, уже тогда предупредил:
«На выездной больше не ходите — разговоры плохие, что-то будет.»
Солдата-убийцу срочно увозят в часть в Нефтекумск, в Ставрополье.
Вечером у нас демонстрация из местных — требуют этого солдата.
Отмазались — объяснили, что его здесь нет. На выездном блокпосту подрывается БТР с нашими милиционерами.
По счастливой случайности за минуту до этого парни слезли с брони, пошли осматривать позиции. Сапер мин не обнаружил.
Итог - все рязанские милиционеры получили различные степени контузии, сапер - разрушение барабанных перепонок, контрактник ВВ улетел с башни БТРа на
несколько метров, сломал ногу.
Водитель-срочник разбил лицо о край люка. Долго налаживаемые отношения с местными окончательно испорчены.
Война продолжается. В основном по ночам.
Таких примеров уйма.
Вместо эпилога
Кто «там» был, уже давно уяснил для себя смысл слов песни: «Не бывает атеистов в окопах под огнем».
Когда нельзя надеяться ни на командиров, ни на войска, ни на милицию, веришь только в Бога. Да и война эта, которую и войной не называют, - неправильная.
Все здесь не так. Но не до всех это доходит. И «везут на Родину героев, которым в двадцать лет могилы роют». Везут до сих пор.
И вновь убеждаешься, что совсем не устарела поговорка: «Кому война, а кому - мать родна». Надгробья солдат и особняки чинов.
Материнские слезы и очередные награды на штабных полковничьих мундирах.
P.S.
Описанные события происходили в Ножай-Юртовском районе Чечни. Эпизод с ребенком - село Байтарки.
Эпизод с обстрелом своих позиций минометами - Симсир. Наш отряд стоял в селе Зандак.
Несмотря на то, что мы скрывали дату отъезда домой, в этот день к школе, где мы жили, пришла, наверное, половина села.
Сказали так: «Вы нормально себя вели. До вас стояли нехорошие люди. Кто будет после вас - боимся думать.
Приезжайте в гости с семьями. Только без оружия - на отдых. Мы вам такие красоты покажем - через прицел это все не так выглядит».
Вспоминаю одну зачистку, когда местные жители устроили нам застолье.
Сказали, что в отличие от других подразделений наши ребята вели себя прилично.
Заходя в дом с улицы, снимали грязные резиновые сапоги. Зачистку в доме босиком проводили.
Когда я уезжал из командировки, честно говоря, был какой-то стыд.
И злость пополам с обидой. Почему так?
Людям ведь этого не надо. Все хотят просто спокойно жить. Многие наши ребята - тоже.
Почему мы думаем об этом, глядя одним глазом в прицел?
Уроженец Ковылкинского района Алексей Кичкасов в декабре 1999 года во время штурма Грозного спас разведотряд 506-го мотострелкового полка. Под ураганным огнём боевиков он вывел своих оказавшихся в окружении ребят. Об этом подвиге писали «Комсомольская правда», журнал подразделений специального назначения «Братишка», рассказывалось на канале ОРТ. Алексея представили к званию Героя России, но заслуженную награду наш земляк до сих пор так и не получил.
Мы встретились с Алексеем в его родном Ковылкино. В мае прошлого года он уволился в запас. Офицерская биография нашего героя начиналась до банального просто. Леша после окончания школы поступил в Мордовский педагогический институт имени Евсевьева. Выбрал факультет физической культуры, отделение Основы безопасности жизнедеятельности. Кичкасов долгое время занимался восточными единоборствами. На соревнованиях ему удавалось занимать призовые места. В конце пятого года учебы ему присвоили звание лейтенанта. Кичкасов не ожидал, что Родина-мать призовёт его под свои знамёна. Когда учился, планов было немерено, но ни в одном из них его жизнь не пересекалась с военными путями-дорогами. Немного поработал преподавателем в Ковылкинском ГПТУ, был тренером каратэ-кёкусинкай.
Лейтенантские звёзды
На гражданке Кичкасову долго пробыть не удалось. Министр обороны издал приказ о призыве лейтенантов запаса. В военкомате ему предложили отдать свой гражданский долг Родине. Леша согласился. Так наш земляк оказался в одной из самых знаменитых российских дивизий – 27-й Тоцкой миротворческой. Сюда он попал в числе семи лейтенантов из Мордовии. Большинство из них определили в Гвардейский 506-ой мотострелковый полк. Попал он в роту разведки, тогда это подразделение, по словам Алексея, испытывало недокомплект офицерского состава.Молодой лейтенант решил взять максимально возможное от двух лет воинской службы, приобрести суровый армейский опыт, закалить характер. Где ещё, как не в разведке, это можно сделать? И поэтому пребывание в Тоцке ему нравилось. Учения, тактические занятия сменялись полевыми выходами. Во всем этом принимал участие лейтенант Кичкасов. Он достаточно быстро освоил то, что курсанты в военных училищах изучают в течение нескольких лет. Иначе было нельзя. 506-ой полк долгое время бывший миротворческим, прошедший Приднестровье, Абхазию и Первую Чеченскую,стал частью постоянной готовности. Это означало: если где-то разгорится пламя новой войны, их бросят в первую очередь.
Вторая Чеченская
Осенью 1999 года после вторжения банд Басаева и Хаттаба в Дагестан стало ясно: новой войны не миновать. Так и случилось. В конце сентября эшелоны полка потянулись на Северный Кавказ. В Чечню колонны 506-го вошли со стороны Дагестана. В районе станции Червлёная-узловая произошли первые серьёзные столкновения с боевиками. Гвардейцы не ударили в грязь лицом. Корр. «С» как раз тогда удалось побывать в этом районе, и мы свидетели, что действительно мотострелки выполняли такие боевые задачи, с которыми не справлялись элитные подразделения внутренних войск. Причём им удавалось из самых опасных ситуаций выходить с минимальными потерями. В этом большая заслуга полковой разведки. Рота была сравнительно немногочисленной, она насчитывала 80 человек. Поначалу Кичкасов командовал взводом бронированных разведывательно-дозорных машин, и в принципе мог не участвовать в выходе в тыл противника. Но в одной из схваток лейтенант соседнего взвода был ранен, и наш земляк взял на себя командование его взводом.
«Столица С» не раз писала об удручающем состоянии Российской армии. Войска сейчас оснащены в чём-то даже хуже, чем во времена Афганской войны. Спутниковые навигационные системы, тепловизионные средства наблюдения, позволяющие обнаруживать противника не только ночью, но и в дождь, туман, под внушительным слоем земли – всё это давно стало привычным атрибутом западных разведподразделений. В Российской армии всё это известно как экзотика. И хотя наша промышленность может выпускать системы не хуже иностранных, на их закупку нет денег. И как в годы Великой Отечественной, вся надежда на острый глаз и крепкие ноги наших военнослужащих. И куда Американцы послали бы дистанционно управляемого летающего разведчика, наши вынуждены были идти сами, порой даже в самое пекло. Единственным разведывательным атрибутом были автоматы АКМ с глушителем и бинокли.
Мордва против боевиков
Как вспоминает Алексей, в начале Второй Чеченской компании им удавалось углубляться в расположение противника на 10-12 километров. Предварительно, чтобы не попасть под свой огонь, предупреждали командование о направлении движения. С собой лейтенант брал 7-11 самых проверенных людей. Кстати, среди них были ребята из Мордовии, например, Алексеем Лариным Кичкасов проживает сейчас в соседних домах. Во время одного выхода его тёзка оступился и упал в реку, сильно промок, а были уже морозы, но они продолжали путь. Ведь возвращаться назад значило сорвать боевую задачу, а на войне невыполнение приказа чревато потерями в рядах атакующих мотострелков. И вымокший до нитки боец за 14 часов вылазки ни разу не пожаловался. Вот где приобрела конкретный смысл известная и в мирной жизни поговорка: « Я бы с ним пошёл в разведку».
Разведчики изучали места, по которым должны были пройти колонны пехоты и танков. Они находили огневые точки боевиков и вызывали огонь артиллерии и авиации. Артиллерия – «Бог войны», и в эту кампанию она работала гораздо лучше, чем в предыдущую. Гаубицы начинали бить уже через минут пять после того, как им выдавали координаты цели. Кто хоть немного разбирается в военных делах, поймёт, что это прекрасный результат. Причём, как правило, снаряды попадали с высокой точностью. И это без всяких навороченных лазерных систем наведения. В эту битву за Грозный Российская армия наконец-то впервые применила весь имеющийся у неё арсенал поражения. Начиная от дальнобойных ракет «Точка-У» (дальность до 120 км, точность - до 50 м) и свермощных миномётов «Тюльпан» (калибр – 240 мм), превращавших пятиэтажные дома в груду развалин. Алексей высоко отзывается о тяжёлом огнемёте «Буратино» (дальность до 3,5 км, боезапас - 30 термобарических ракет). Он своим длинным «носом» выстреливает одновременно две вакуумные ракеты, уничтожающие всё живое в радиусе нескольких десятков метров.
Кичкасов специально не подсчитывал, сколько раз им приходилось отправляться во вражеский тыл. Порой интенсивность разведвыходов была столь велика, что на отдых отводилось не больше двух часов. Немного поспал – и снова вперёд! Особенно тяжёлой была работа в районе Грозного. Здесь приходилось даже проводить разведку боем. Это когда для выявления огневых точек вызывают удар на себя.
Сражение за Грозный
В Грозненскую операцию 506-й полк находился на направлении главного удара. Поэтому он понёс большие потери. В печати сообщалось, что за неделю из строя выбыло почти треть личного состава. В ротах от ста двадцати человек оставалось по двадцать-тридцать. В батальонах из четырёхсот – восемьдесят-сто. Крепко досталось и разведчикам. Утром 17 декабря 1999 года их роте была поставлена боевая задача: выдвинуться и занять стратегическую высоту 382,1. Она возвышалась неподалеку от Грозного, и с неё контролировались многие районы чеченской столицы. Дело осложнялось тем, что там находились мощные бетонные бункеры боевиков. Вышли ночью. Переход занял около семи часов. И тут наткнулись на боевиков. Завязалась интенсивная перестрелка. Рядом с Алексеем Кичкасовым шёл старшина Павлов, опытный боец, который уже успел послужить в Таджикистане, получил орден мужества. В 1996 году в Чечне входил в личную охрану командующего Российскими войсками. Осколком разорвавшейся гранаты старшине срезало темя. Ранение было тяжёлым, оказался задетым мозг. Алексей перевязал боевого товарища, сделал укол промедола. Уже перевязанный, тот не мог вести огонь из автомата, но всячески старался помочь командиру. Снаряжал патронами магазины, но вскоре потерял сознание.
Павлов умрёт через несколько дней в моздокском госпитале, но это будет позже, а пока его товарищи уничтожали террористов. Начался снайперский обстрел. Одному бойцу пуля попала в глаз. Он даже не успел вскрикнуть. Затем погибло ещё пять человек. Пулемётной очередью в живот был тяжело ранен лучший друг Алексея лейтенант Власов. Бросившегося на помощь солдата убил снайпер. В этот раз из-за какой-то ошибки артиллеристы открыли огонь по своим. Алексей Кичкасов вместе с несколькими бойцами вынес раненого старшину, затем вернулся обратно. Уцелевшие бойцы собрались вокруг старшего лейтенанта. Боевики, поняв, что имеют дело с немногочисленной группой разведчиков, попытались их окружить, но яростный огонь наших сорвал их замысел.
Лейтенант Владимир Власов умер на руках Ларина. К сожалению, ребятам не удалось вынести с поля боя тела погибших. Алексей Кичкасов вывел, а точнее спас двадцать девять человек. За этот бой, умение действовать в безвыходной, казалось бы, ситуации старшего лейтенанта Кичкасова представят к званию Героя России. Первой об этом напишет «Комсомольская правда». Затем последует ещё несколько кровавых боёв. А злополучную высоту 382,1 заняли полностью через неделю, отыскали тела своих боевых товарищей, изуродованные духами. Владимира Власова боевики заминировали, выместив на нём свою бессильную злобу.
Спортивный характер
Алексей считает,что ему удалось выжить на этой войне лишь благодаря спортивной подготовке. Каратэ научило его преодолевать страх, смертельную усталость. Он достаточно быстро адаптировался в боевой обстановке. Самое плохое на войне – это когда уже наступает полное равнодушие, человек не обращает внимания на свистящие над его головой пули. Военными психологами описано это состояние, оно столь же опасно как и потеря контроля над собой. Алексей делал всё, чтобы такого не было ни у него, ни у его подчиненных, ведь городские бои самые тяжёлые. Здесь он получил контузию. Как это произошло он даже и не помнит. Все случилось в какие то доли секунд. Печально знаменитую площадь Минутка взяли уже без Кичкасова. На ОРТ в программе Сергея Доренко был репортаж об этом событии, глядя в обьектив камеры подчиненные Алексея искренне жалели, что рядом нет их командира, передовали ему привет. Это передачу увидела мать нашего героя. До этого она не знала, что он участвует в боевых действиях. В ростовском госпитале наш земляк пробыл около месяца.
Из армии старший лейтенант уволился в мае 2000 года. Сейчас он проживает в родном Ковылкино. Хотел устроится в силовых структурах но оказалось, что его боевой опыт не кому не нужен. Как и до армии Алексей посвещает себя карате – тренирует детей. Что же касается звезды Героя Росии, то Кичкасов ее так и не получил. Хотя его представляли к этому званию трижды. Роковую роль в этом сыграло то, что он не кадровый офицер. Получается когда посылали парня в бой, то ни кто не разбирал, то что за его плечами только учеба на военной кафедре, а дошло дело до наград, то по логике тыловых чинуш получается,что быть героем ему не положено. Более абсурдного и обидного трудно придумать. В нашей стране чтут только мертвых.
(One Soldier"s War); перевод с русского Ника Аллена (Nick Allen))
__________________________________________________
Sunday, March 30, 2008; BW05
Любые войны выворачивают наизнанку и наши представления о действительности, и саму нашу речь. Но война, которую Россия вела в Чечне, отличалась особой гротескностью.
В 1994 г. президент Борис Ельцин из чисто конъюнктурных соображений направил российские войска, чтобы силой свергнуть сепаратистское правительство в Чеченской республике на юге страны. Официально в задачу военных входило "восстановление конституционного порядка" и "разоружение бандформирований". Однако корреспондентам, освещавшим этот конфликт, было ясно: ельцинское решение приведет к катастрофе - прежде всего потому, что российские вооруженные силы представляли собой пугающее скопище недисциплинированных людей.
Эти солдаты не только не восстановили "конституционный порядок": они нарушили все статьи молодой российской конституции, устроив оргию грабежей, насилия и убийств в регионе, считавшемся частью их собственной страны. В 1995 г. я встретил молодого чеченца-бизнесмена; он объяснил мне, каким образом армия выполняла вторую часть ельцинского приказа - о "разоружении" населения республики. Порывшись в собственном шкафу, он вытащил пачку стодолларовых банкнот (всего в ней было 5000 долларов). По его словам за эти деньги он договорился купить у двух солдат партию оружия с военного склада - снайперские винтовки, гранатометы и боеприпасы (естественно, все это должно было попасть в руки чеченских инсургентов).
В "Войне одного солдата" - воспоминаниях о своей армейской службе - Аркадий Бабченко подтверждает, что эта торговля цвела в те времена пышным цветом. Он описывает, как двоих новобранцев избивали, пытали, а затем изгнали из его части за то, что они торговали патронами через дыру в заборе военного городка, чтобы купить водки. Впрочем, их вина была не в продаже оружия врагу, а в том, что они - новички:
"Мы не смотрим на избиение. Нас били всегда, и мы давно уже привыкли к таким сценам. Мы не очень-то жалеем пэтэвэшников. Не надо было попадаться. . . Они слишком мало пробыли на войне, чтобы продавать патроны - это позволено только нам. Мы знаем, что такое смерть, мы слышали ее свист над головой, видели, как она рвет тела на части. Мы вправе нести ее другим, а эти двое - нет. К тому же эти новобранцы пока чужие в нашем батальоне, они еще не стали солдатами, не стали одними из нас.
Но больше всего в этой истории нас огорчает то, что теперь мы не сможем пользоваться щелью в заборе".
Подобные эпизоды в "Войне одного солдата" напоминают "Уловку-22" (Catch-22) или, если говорить о русской литературе - жестокую иронию "Конармии": рассказов Исаака Бабеля о советско-польской войне 1919-21 гг.
Перед тем, как попасть на войну, Бабченко освоил азбуку Морзе, но стрелять его не научили. Его и других призывников систематически избивали и унижали старослужащие; они меняли свои ботинки на пироги с капустой, устраивали роскошное пиршество, поймав бродячую собаку; их переполняли ненависть и злоба на весь мир:
"Мы стали опускаться. Неделю не мытые руки растрескались и постоянно кровоточили, превратившись от холода в сплошную экзему. Мы перестали умываться, чистить зубы, бриться. Мы уже неделю не грелись у костра - сырой тростник не горел, а дров в степи достать было негде. И мы стали звереть. Холод, сырость, грязь вытравили из нас все чувства, кроме ненависти, и мы ненавидели все на свете, включая самих себя".
Эта книга - местами страшная, местами грустная, местами смешная - заполняет серьезный пробел, показывая нам чеченскую войну глазами российского солдата, обладающего литературным даром. Однако постепенно череда жестоких эпизодов начинает вызывать раздражение у читателя, знакомого с политической жизнью России. Конец первой войны, двухлетняя пауза, начало второй - обо всем этом едва упоминается. Книга превращается в рассказ о "вечной войне", и видим мы ее только в восприятии автора и других солдат из его роты.
Мы так и остаемся в неведении о причине, по которой Бабченко, участвовавший в первой чеченской войне 1994-1996 гг. в качестве призывника, в 1999 г. уже добровольцем отправился на вторую войну. Но это, впрочем, не самое тревожное упущение автора. Куда примечательнее, что, в отличие от своего незадачливого предшественника Бориса Ельцина, президент Владимир Путин ни разу в книге не упоминается. Также за рамками повествования остается и гражданское население Чечни. "Чеченцами" солдаты называют врага - мятежников-боевиков. Сам Бабченко испытывает нравственную муку, узнав, что от наведенного им артиллерийского огня погибла восьмилетняя девочка и ее дед. Но, как правило, в его рассказе сквозит странное равнодушие к страданиям мирных чеченцев, ставших главными жертвами ельцинско-путинской войны.
Война - не просто тяжелый жизненный опыт, приобретаемый молодыми людьми. Это еще и испытание общества на прочность, вынуждающие граждан задаваться вопросом - могут ли они доверить власти право нести другим смерть от своего имени. И этого вопроса в своих душераздирающих, но несколько эгоцентричных мемуарах Бабченко вообще не касается.
_________________________________________________
Аркадий Бабченко: "Оружие не возьму больше никогда" (BBCRussian.com, Великобритания)
("Delfi", Литва)
("Delfi", Литва)
("The Economist", Великобритания)
("Le Monde", Франция)
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
20 лет назад, 11 декабря 1994 года, начался ввод войск в Чеченскую Республику. Случилась страшная война, переломившая тысячи жизней, в очередной раз разделившая историю России на «до» и «после». Чтобы понять эту войну и оставить ее в прошлом, о ней надо говорить. И в первую очередь должны говорить ветераны.
Эдик. Таких много
Перед нашим разговором Эдик вынимает из пачки сигарету и уходит на лестничную площадку. До того как попал в Чечню, он совсем не курил, что было редкостью среди парней из поселка Шаховский Орловской области.
Призвали в девяносто девятом году. По осени как раз. 19 ноября. Короче, прям сразу в часть нас туда закинули - в Ульяновске, 31-я бригада (ВДВ. - Ред. ). Отслужили мы где-то полгода. Потом на полевой выход, блин, попали. Прям нам сказали, что, типа, вас отправят туда-то и туда-то - в Чеченскую Республику.
Эдик сидит на краю дивана, скрестив руки и ноги. Поселок за окном постепенно погружается в вечерний сумрак, но свет в комнате остается выключенным. В какой-то момент я начинаю различать только силуэт Эдика. Он пытается рассказать о войне.
99-й, 2000 год. Самые такие. Когда банда Хаттаба там гуляла.
Эдуард Райков попал в Чечню в сентябре 2000-го. Было ему тогда двадцать три. Три с половиной месяца десантники стояли в поле возле Шали. Рядом расположились артиллеристы. Там было «относительно спокойно», особенно если сравнивать с Аргуном. «Противный городок», как обозвал его Эдик. В январе 2001-го батальон 31-й бригады перебросили именно туда.
И тогда началось…
В Аргуне ставились различные задачи. Сопровождение колонн, зачистки, выходы в горы. Стрельба, стрельба, стрельба. Усиливали блокпосты, атакованные боевиками. Недалеко от расположения батальона как раз был такой пост.
Мы туда частенько мотались, как говорится. Вот один и тот же блокпост постоянно обстреливали. А он от нас - километр от силы. И вот туда. Только оттуда приедем, их опять накрыли. Нас опять - туда. Ну… Ну, это ладно, - буркнул себе под нос, прервался на полуслове.
После Чечни Эдик начал пить. Жизнь небогатая. С работой получается так - она то есть, то нет.
В этой фразе все, чего Эдик мне так и не рассказал в этот вечер. «Ну, это ладно» - это о потерях, о контузии, об убитых боевиках. В армии принято говорить - «уничтоженных». Эдик избегал упоминать о том, что войну делает войной, - о смерти.
Но чтобы освободиться от такой тяжести, нужно пытаться рассказать. Один раз, другой. Потом станет легче.
Не… - у Эдика перехватывает дыхание. - Не получается.
Домой младший сержант Райков возвратился в мае 2001-го. Живыми вернулись все двадцать человек, которых ему, заместителю командира взвода, дали в непосредственное подчинение. Только одного ранило. За то, что сохранил солдат, обещали представить к высоким наградам. Так и не получил. Впрочем, их судьбой Эдик не интересовался. Дома поначалу, как сам говорит, летал в облаках, не понимал окружающий мир. Не отпускало. По ночам - снова Чечня. Но с годами воевать во сне стал реже. Каждое 2 августа ездит в Орел на встречу с друзьями-десантниками. Разговаривают, выпивают. После Чечни Эдик начал пить. Жизнь небогатая. С работой получается так - она то есть, то нет.
А если в Чечне снова начнется война, подпишешь контракт? - Конечно! Мания туда.
От большинства ветеранов, прошедших Чечню, которых я просил об интервью, слышал категоричное «нет». Зачем лишний раз вспоминать? Если журналист и не переврет, то все равно никто не сможет понять.
Те, кто были на кукуевке, не попали в пекло, блин, что они понимают? - говорит Эдик.
Война закончилась?
Закончилась она… Для кого-то закончилась, а для кого-то - нет.
Ветераны продолжают жить войной?
Да. Таких много.
А если, например, сейчас на Кавказе, в той же Чечне, вдруг снова начнется война, ты пойдешь подписывать контракт?
Конечно! - самый быстрый и самый уверенный ответ Эдика. Я вопросительно смотрю на него. - Мания туда.
Эдик из тех, для кого война не закончилась. Их много, но они не любят об этом говорить.
Война как жизненный опыт
В психологии существует такой термин - посттравматический стресс. Он выражается, в частности, в том, что человек не готов вспоминать и говорить о каких-то неприятных событиях, происшедших с ним. Эти воспоминания для него до сих пор остаются настолько болезненными, что могут вызвать непредсказуемую реакцию.
Самое хорошее - когда все, что в жизни случалось негативного, переходит просто в жизненный опыт, - говорит Ольга Валерьевна Борисова, психолог Московского центра социальной адаптации государственных служащих, уволенных с военной службы, из правоохранительных органов, и членов их семей. - Естественно, человек не забудет об этом никогда. Но если оно перешло просто в какой-то жизненный опыт - это хорошо. У человека это не остается чем-то актуальным, с чем он до сих пор живет, сражается, борется, не может никак там победить. Вот он застрял на своей войне, остается до сих пор там. И это состояние начинает разрушать его психику. Если какое-то травмирующее событие, ситуация, период переходят просто в жизненный опыт человека, то эта война - она как бы закончилась. И человек начинает просто жить дальше.
Среди тех, кто приходит к Ольге Валерьевне за психологической помощью, редко встречаются ветераны чеченской войны:
Они вообще мало обращаются. Это не принято. Они не считают, что у них что-то не так, что больны чем-то или что им помощь какая-то нужна. Я имею в виду именно психологическую помощь. У нас отношение к психологам у людей еще не как к психологам, а частично как к психиатрам. А кто ж себя признает больным? Вот такая, к сожалению, существует установка не очень верная.
Отделение ветеранов
Над железным крыльцом - патрон в объятиях черного тюльпана. На гильзе красными буквами написано AFGAN . За железной дверью в подвальном помещении на самой окраине города разместилось местное отделение Союза ветеранов Афганистана. Местное - это в городе Железногорск Курской области.
Александр Ильич Чуваев, председатель отделения, - ветеран Афганистана. Он не из тех, кто говорит: «Что вам угодно?» Здоровается и ждет, когда я сам представлюсь. Как только ему становится ясно, зачем я пришел, окликает проходящего по холлу высокого мужчину с крупными чертами лица.
Вот Сергей. «Чеченец». Воевал в первую кампанию, - говорит мне Александр Ильич, а затем Сергею: - Иди, садитесь в том зале, и рассказывай.
Что рассказывать-то? - с удивлением человека, внезапно попавшего в центр внимания, спрашивает Сергей.
Иди и рассказывай.
Не обсуждается.
Проходим в просторный зал, заставленный столами и стульями. На стене - фотографии железногорцев, погибших в различных горячих точках. Большинство не вернулись живыми из Чечни.
Сергей Данчин говорит тихо, не торопясь, аккуратно подбирает слова. В Чечню попал в конце мая 1996 года. И находился там, пока не стали выводить войска в октябре.
Дмитрий Чагин
Я когда уезжал туда, написал мамке письмо: «Я в Москву… Командировка там… Строить что-то… туда-сюда». А потом в один прекрасный момент мне мамка пишет плохие слова: «Козел… туда-сюда… Брехло». Потом я узнал, что письмо она понесла на работу. Женщины хвастаются там, туда-сюда, обсуждают. А у другой женщины сын тоже в Чечне был. А там есть один адрес - «Москва 400». Это значит - горячая точка. И вот она узнала из-за этого. «Москва 400» - это все, это Чечня. Я написал: «Мама, прости! Как я мог сообщить?»
Служил в составе сводного батальона 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Батальон стоял возле Ханкалы, откуда отправлялись на задания, сопровождали колонны. Однажды Сергея Данчина вместе с сослуживцами выставили в блокпост по направлению, откуда, по разведданным, боевики планировали атаковать федеральные войска. Однако нападения не случилось.
Одного дедушку мы там застрелили. Ровно 400 метров до этого района было. Потом поехали - дедушка с удочкой. Мы его камнями закидали - и все. Там вблизи 20 км не было, где рыбу ловить. Куда он с удочкой шел - неизвестно. Приезжали к нам потом на блокпост чечены. Не на сам блокпост, а там, мы ходили к ним пешочком. Разговаривали, договаривались. «Зачем деда убили?», туда-сюда. Ну, мы объяснили все. Мирно разошлись.
Сергей работает на одном из местных предприятий. Женат, двое детей. Но не у всех его сослуживцев жизнь после войны сложилась.
Знаю, некоторые с наркотиков только слезли. Кто-то бухает, а кого-то уже в живых нету. И так, и так, - разделяет Сергей тех, кто смог найти себя после войны, и тех, у кого не получилось. - Половина - таких, половина - таких. Кто в Москве, те как-то похуже.
Ветераны, состоящие в союзе, участвуют в памятных мероприятиях: Афганистан и Чечня - ввод и вывод войск, 23 февраля, 9 мая. Ходят по школам со своими историями. Сергей точно знает, зачем это нужно:
Для развития патриотизма молодежи. Потому что молодежь - посмотри на них: курево, алкогольные напитки, наркотики. Взрослых-то уже не вылечишь. Чтобы дети знали, что не только это есть, говно всякое.
Рассказы начальника разведки
Подполковника запаса Олега Ивановича Пронькина, хоть он и не состоит ни в каких ветеранских организациях, на встречи со школьниками приглашают по два-три раза в год. Олегу Ивановичу есть что рассказать - за плечами обе чеченские кампании.
Мы сидим в одном из кафе города Владимира, куда Олег Иванович переехал после ухода со службы в 2010 году. В его взгляде уверенность. Волевой подбородок с ямочкой. Седеющие волосы коротко пострижены. По левой стороне лица со лба по щеке глубокой бороздой тянется шрам. Когда я начинаю задавать вопросы о Чечне, Олег Иванович берет в руки бумажную салфетку. Он будет теребить ее, пока официант не поставит перед ним кофе и мороженое.
В первых числах января 1995 года Олег Иванович, бывший на тот момент в звании старшего лейтенанта, был отправлен в Чечню на замену раненому командиру разведроты 129-го полка Ленинградского военного округа. Полк в числе других подразделений Российской армии штурмовал Грозный.
Дмитрий Чагин
Прилетели в Моздок, - рассказывает Олег Иванович. - С утра должны были вылетать уже в Грозный. А в Моздоке на тот момент был штаб группировки. Нас там разместили в каком-то сарае. И пришел товарищ «во хмелю слегка», как у Высоцкого в песне, полковник на тот момент, представитель отдела кадров штаба округа. Скромно потупив взгляд, сказал: «Извините, что я в таком состоянии. Мне тут орден пришел, я орден обмываю». Видимо, там, сидя в Моздоке, он заслужил орден. Ну, бывает. В стране-то чудесной живем, да? И попросил: «Заполните, пожалуйста, листочки - фамилия, имя, отчество, воинская часть, звание. В рукав положите и в нагрудный карман». Ну, две бумажки. Бумажки раздал нам. Ну, как бы - зачем? «Ну (Олег Иванович пародирует безразличную интонацию того полковника) , когда вас убьют, потом легче будет тела опознавать и рассылать».
В первую кампанию Олег Иванович был дважды ранен. Когда прострелили плечо, он не стал эвакуироваться из Грозного. Но на 25-й день командировки его разведрота попала под огонь собственной артиллерии. Командиру осколками сильно посекло ногу, не мог ходить. Пришлось замениться и полгода провести в госпитале. За участие в штурме Грозного наградили орденом Мужества и медалью «За отвагу». Кстати, шрам на лице - это память именно об обстреле своими.
Всю ночь батальон нашего полка добросовестно бился с нашим же батальоном морской пехоты. Только с утра разобрались, что ошибка вышла.
На тот момент в стране вообще все было нездорово, прямо скажем. В том числе и в армии, - говорит Олег Иванович. - И, естественно, низкий моральный дух армии был. Зарплату не платили по полгода людям. Многие не самые худшие офицеры на тот момент поувольнялись, искали себя в каких-то других делах. Естественно, все это сказывалось. И очень низкий был уровень подготовки даже офицеров, командиров более высокого звена. Связь была ужасно организована. Взаимодействие между родами войск было ужасно организовано. Вот у нас даже в полку был случай, когда всю ночь батальон нашего полка добросовестно бился с нашим же батальоном морской пехоты. Обе стороны понесли серьезные потери убитыми и ранеными и только с утра разобрались, что ошибка вышла. Ну, как бы… - Олег Иванович на секунду заминается и продолжает с болезненным ударением на слово «было». - Да, к сожалению, это было. Это наша история, никуда этого не денешь, не спишешь. Это было. Конечно, когда вторая кампания началась, сама организация и управление войсками были не то что на порядок выше, а на несколько порядков выше, если сравнивать с первой чеченской кампанией.
Во второй войне Олег Иванович участвовал с 2000 по 2002 год. Был уже начальником разведки полка - ставил задачи, контролировал выполнение, организовывал «мероприятия определенные», за одно из которых получил второй орден Мужества. Особое внимание командир уделял поддержанию дисциплины:
Вот у меня, допустим, во время второй кампании никто никогда не употреблял спиртное. Я имею в виду солдат. А в других подразделениях, были случаи, из-за этого вешались, стрелялись, подрывались на гранатах, на минах - и все остальное. У меня - ни одного. Это, может, и неправильно, но первого, который у нас напился, мы наручниками приковали. Вбили лом в землю, приковали, и он там в согнутом положении стоял неделю. Это издевательство, это неправильно. Это в корне неправильно, да? Постоял так неделю под дождем, под снегом, под солнцем. Мы его потом посадили на вертолет и отправили, уволили. Но это видела вся рота. И я всем сказал: только я узнаю, что кто-то пьет - вот смотрите, вам живой пример. У меня никто не бухал. И я думаю, что этим несколько жизней мы сохранили.
Знаешь, какой лучший способ очистки жилета? Когда горло перерезаешь, кровь хлещет. Надо дать ей запечься, и она пленкой снимается вместе с грязью.
За годы обеих чеченских войн из числа солдат, которыми командовал Олег Иванович, погибли трое. Сержанты Мифодьев и Тарасов - в январе 1995 года в Грозном, в районе трамвайного парка. Сержант Андрей Каморин - в августе 2001 года, когда пытался спасти двух стройбатовцев, упавших в ущелье при строительстве трубопровода через реку Аргун.
Сейчас Олег Иванович работает руководителем службы безопасности в крупном торговом центре. Женат, воспитывает двух дочерей. Продолжает поддерживать связь с солдатами и офицерами, вместе с которыми служил.
Мы когда собираемся в своей среде, офицеры, и разговариваем о войне, никто не преподносит это как какое-то геройство - «вот я, Рэмбо, там что-то сделал!» Наоборот, это все как-то с юмором. И иногда об очень страшных вещах разговор идет с определенной долей юмора. То ли это профессиональный цинизм, как у врачей... Любая же профессия деформирует психику, личность человека, да? Ну, цинизмом не могу это назвать. Наверное, это просто какая-то защитная реакция организма: если будешь все серьезно воспринимать - с ума сойдешь. Как один товарищ мне рассказывал… Ну, бронежилет, когда его часто носишь, он засаливается. Понятно, что засаленная одежда, грязная. В полевых условиях не постираешь. Он говорит: «Знаешь, Олег, какой лучший способ очистки жилета, чтобы он выглядел как новый?» - «Нет. Какой?» - «Когда горло перерезаешь, кровь хлещет. Потом надо дать ей запечься, и она пленкой снимается вместе с грязью».
Однажды в 2008 году Олег Иванович сел за компьютер и за одну ночь написал несколько рассказов.
Наверное, была внутренняя какая-то потребность. Может, даже неосознанная, - объясняет автор. - Но сказать, что «в память о друге» я сел писать или «чтобы никто не забыл этих событий», - нет. Просто захотелось, сел и написал.
Все эти небольшие рассказы опубликованы в интернете . Те, что про Афганистан, - со слов сослуживцев. О Чечне - автобиографические. В одном из них Олег Иванович просит прощения у матерей, чьих сыновей не смог уберечь на войне.
И больше не пишется, честно говорю, - уверяет он. - Не знаю почему. У меня есть еще штук 50, наверное, рассказов, но они все в разной степени незавершенности. Какой-то до середины написан, какой-то - только начало или уже почти конец. Но не могу больше ничего из себя выдавить.
Для ветеранов важно рассказывать и писать об этих событиях?
Наверное, это важно не для самих ветеранов, а, может быть, для всех остальных - что вот эти всяческие политические игры, к чему это все может привести.
- 1с предприятие 8.3 закрытие месяца. Как закрывать квартал начинающему бухгалтеру пошаговая инструкция. Настройка учетной политики организации
- Продажа ос в 1с 8.3 бухгалтерия. Как в «1с» отразить продажу основных средств и мнма. Продажа основного средства с восстановлением амортизационной премии
- Расчет и калькуляции себестоимости продукции Расчет себестоимости путем распределения расходов
- Самые счастливые люди на Земле: особенности и интересные факты