Шевцова, любовь григорьевна. Инна Макарова: Шпица сыграла фашистскую подстилку
Люба родилась в сентябре 1924 года на Изваринском руднике, где ее отец Григорий Ильич в то время работал забойщиком. Через три года наша семья переехала в Краснодон.
В 1933 году Люба пошла в школу. Она была боевой и веселой девочкой, одной из первых на уроках физкультуры и в спортивных соревнованиях, на воскресниках, в колхозе и на шахте, на посадке городского парка и на занятиях по биологии. Как-то Люба посадила больше всех деревьев, и ей дали в награду три молоденьких клена. Два деревца она посадила под окнами своего дома, а третий отдала соседке. Посаженные Любой клены стали уже большими и развесистыми деревьями. В жаркие летние дни мы с Григорием Ильичом отдыхаем в их тени.
Часто школьники ездили в колхозы и совхозы: помогали убирать урожай. Привозила Люба оттуда охапки пахучих полевых цветов, отбирала лучшие, красивые, засушивала их, а потом для вышивки снимала с них рисунки. Дорожки и салфетки, вышитые Любой под руководством бабушки, хорошей мастерицы и рукодельницы, хранятся у нас до сих пор.
Наша маленькая семья засиживалась допоздна в долгие зимние вечера. Люба часто просила отца рассказать о том, как он партизанил.
Григорию Ильичу было что рассказать. С 1915 по 1917 год пробыл на фронте в окопах первой мировой войны. В 1917 году добровольно вступил в Красную гвардию, в Первый Самарский полк. Около четырех лет сражался Григорий Ильич на фронтах гражданской войны с многочисленными врагами молодой Советской республики. Когда он был под Царицыном, мы познакомились с ним и поженились.
Люба у нас была смелая. Хорошо пела, знала множество русских народных и советских песен, особенно о революции и гражданской войне, играла на гитаре.
Никогда в жизни не видела я ее сердитой. Все с улыбкой, с шуткой, с танцем! Вместе со своими друзьями Люба с увлечением занималась в кружке художественной самодеятельности школы, посещала балетную студию при клубе имени Ленина. Выступления агитбригады с участием Нины Минаевой, Сережи Тюленина и Любы пользовались большим успехом у школьников подшефного колхоза.
Люба мечтала стать артисткой. Послала запрос в Ростовский театральный техникум. Ей оттуда ответили, чтобы она высылала документы.
Лучшие дня
В феврале 1942 года она вступила в комсомол, а в апреле с Шурой Панченко {1} уехала на учебу. Мне писала, что учится на курсах фельдшеров. И только значительно позже, уже после ее смерти, я узнала, что она училась в партизанской школе вместе с Володей Загоруйко, Сережей и Васей Левашовыми.
Примерно через неделю после того, как немцы заняли Краснодон, Люба пришла домой. Ее вызвали в полицию.
Ну что? - спросила я, когда она возвратилась.
Отбрехалась,- ответила Люба. - Сказала, что училась, а потом работала в одном из военных госпиталей. Когда Красная Армия стала отступать, нас распустили по домам, вот я и явилась в Краснодон.
Потом к нам часто стали приходить товарищи Любы: Сережа Тюленин, Женя Мошков, Толя Попов, Ваня Туркенич, Ваня Земнухов, Виктор Третьякевич. Они играли, пели и танцевали, репетируя перед выступлениями в клубе, куда они устроились на работу, чтобы спастись от угона в Германию.
Иногда Любы по нескольку дней не было дома. Приезжая, она говорила, что была в Миллерово и других местах. Что она там делала, я не знаю. Но перед поездкой она всегда хорошо одевалась и брала с собой небольшой чемоданчик. Однажды она ездила со своей родственницей. При встрече с немцами Люба назвалась дочерью заводчика, а свою спутницу отрекомендовала прислугой. Эта женщина жива до сих пор и часто смеется, вспоминая необычное путешествие в офицерской машине.
Я не знала в то время, что Люба оставлена на подпольной работе, что у нее имеется спрятанная в Ворошиловграде рация. Мне не приходило в голову, что она связная подпольной организации и разведчица, что ее, как одну из наиболее активных комсомолок, избрали в штаб подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия". Я и сейчас удивляюсь, сколько потребовалось выдержки и силы воли моей веселой и общительной дочери, чтобы не рассказать об этом своей матери. Если нужно - она умела молчать.
Когда начались аресты ее друзей, Люба сказала, что не может бросить в беде своих товарищей, быстро собралась и уехала в Ворошиловград. Как я теперь понимаю, она хотела еще раз попытаться связаться по радио с командованием Красной Армии, чтобы попросить помощи "Молодой гвардии", попавшей в беду. Ее арестовали.
Потом к нам пришли немцы и полицейские и привели с собой Любу. Переодеваясь за шкафом, она успела шепнуть мне: "То, что в чемодане, сожги..." Увели ее, а я сразу за чемодан. Раскрыла - а там пачки бумаги, перевязанные шпагатом. Быстро побросала их в печь... Не успело все сгореть, вновь стучат полицейские. Сделали обыск, но ничего не нашли. Не догадались они заглянуть в печь - там еще тлела пачка бумаги. После оказалось, что чемодан принадлежал Жоре Арутюнянцу, в нем были готовые листовки.
Член штаба, разведчица,
расстреляна в Гремучем лесу недалеко от г. Ровеньки.
Похоронена в братской могиле молодогвардейцев на
центральной площади г. Ровеньки.
В сентябре 1943 года Любе присвоено звание Героя
Советского Союза с вручением ордена Ленина и
медалью "Золотая Звезда", а также она награждена
медалью "Партизану Отечественной войны" 1-й
степени.
Молодая гвардия (сборник документов и воспоминаний о героической борьбе подпольщиков Краснодона в дни временной фашистской оккупации (июль 1942 - февраль 1943). - на украинском языке.
Издательство ЦК ЛКСМУ «Молодь», Киев - 1960.
Любов Григорівна Шевцова народилася 8 вересня 1924 року в селищі Ізварине, Краснодонського району, в сім"ї робітника-шахтаря.
В 1927 році родина Шевцо-вих переїхала в Краснодон.
Закінчивши в 1940 році 7 класів школи імені Ворошилова, Люба захворіла і не могла далі вчитися. Ще а шкільні роки вона захоплювалась художньою самодіяльністю.
Літом 1941 року Люба збиралася вступити до Ростовського театрального технікуму, але почалася війна...
Агітбригада, до якої з перших днів війни записалась Люба, виступала на призовних пунктах, на шахтах, у колгоспах і радгоспах. Самодіяльні артисти всюди були бажаними гістьми. Люба в ці дні закінчила короткострокові курси медичних сестер, кілька разів намагалась поїхати на фронт, але за віком була залишена вдома.
У лютому 1942 року Любу.прийняли до комсомолу, а в квітні вона вступила до партизанської школи разом з Володею Загоруйком, Василем і Сергієм Левашсвими.
Коли прийшли німці, вона повернулася в Краснодон.
З вересня 1942 року Люба стала членом підпільної організації, а потім членом штабу «Молодої гвардії».
За завданням штабу вона кілька разів їздила у Ворошиловград; там же була й заарештована 8 січня 1943 року.
Понад місяць гітлерівці знущалися з Люби Шевцової. Вони хотіли дізнатися від неї, де знаходиться рація, про коди, з допомогою яких вона мала розмовляти з штабом партизанського руху.
Але вороги нічого не добилися. Найжорстокіші катування не зламали її непохитної волі.
9 лютого 1943 року Шевцову розстріляли в Ровень-ківському лісі. Останніми її словами були: «За нас відповісте, гади, наші вже підходять, смерть...»
Поховано Любу Шевцову 20 березня 1943 року в братській могилі жертв фашизму в центрі міста Ровеньоьк.
Молодая гвардия (сборник документов и воспоминаний о героической борьбе подпольщиков Краснодона в дни временной фашистской оккупации (июль 1942 - февраль 1943). - Издательство ЦК ЛКСМУ «Молодь», Киев - 1961.
Любовь Григорьевна Шевцова родилась 8 сентября 1924 года в поселке Изварино, Краснодонского района, в семье рабочего-шахтера.
В 1927 году семья Шевцовых переехала в Краснодон.
Окончив в 1940 году 7 классов школы имени Ворошилова, Люба заболела и не смогла продолжать учебу. Еще в школьные годы она увлекалась художественной самодеятельностью.
Летом 1941 года Люба собиралась поступить в Ростовский театральный техникум, но началась война
.
Агитбригада, в которую с первых дней войны записалась Люба, выступала на призывных пунктах, на шахтах, в колхозах и совхозах. Самодеятельные артисты всюду были желанными гостями. Люба закончила в это время краткосрочные курсы медицинских сестер, несколько раз пыталась уехать на фронт, но по возрасту была оставлена дома.
В феврале 1942 года Любу приняли в комсомол, а в апреле она поступила в партизанскую школу вместе с Володей Загоруйко, Василием и Сережей Левашовыми. После прихода немцев она возвращается в Краснодон.
С сентября 1942 года Люба стала членом подпольной организации, а затем членом штаба «Молодой гвардии».
По заданию штаба она несколько раз ездила в Ворошиловград: там же была и арестована 8 января 1943 года.
Более месяца гитлеровцы издевались над Любой Шевцовой. Они хотели получить данные о местонахождении рации, о кодах, с помощью которых она должна была разговаривать со штабом партизанского движения. Но враги не добились ничего. Самые жестокие муки не могли сломить ее непоколебимую волю.
9 февраля 1943 года Шевцова была расстреляна в Ровеньковском лесу. Последние слова ее были: «За нас ответите, гады, наши подходят, смерть...»
Похоронена Любовь Шевцова 20 марта 1943 года в братской могиле жертв фашизма в центре города Ровеньки.
________________________________________________________
Молодогвардейцы: Биографические. очерки о членах Краснодонского партийно- комсомольского подполья / Сост. Р. М. Аптекарь, А. Г. Никитенко - Донецк: Донбасс, 1981.
Любовь Григорьевна Шевцова родилась 8 сентября 1924 года в поселке Изварино Краснодонского района. В 1927 году семья Шевцовых переехала в город Краснодон.
Училась в школе №4 имени К. Е. Ворошилова. Люба с детства отличалась живым и веселым характером, всегда была первой на спортивных соревнованиях, в художественной самодеятельности и кружке юннатов. В школьном саду и во дворе Шевцовых росли цветы, посаженные Любашей. Многие краснодонцы до сих пор помнят ее звонкий голос, звучавший в клубе имени А. М. Горького, на полевых станах колхозов и в нарядных шахт. Люба мечтала стать артисткой, но началась война.
В феврале 1942 года в прифронтовом Краснодоне Люба Шевцова вступила в ряды ВЛКСМ, а в апреле по рекомендации Краснодонского райкома комсомола стала курсантом Ворошиловградской школы подготовки партизан и подпольщиков, получила здесь специальность радистки. Инструкторы, которые руководили ее подготовкой, отмечали, что она обладала боевыми качествами подпольщика. По окончании школы Шевцова дала клятву на верность Родине: "Я, красный партизан Шевцова Любовь Григорьевна, даю партизанскую клятву перед своими боевыми товарищами красными партизанами, нашей героической Красной Армией и всем советским народом, что буду... всеми средствами помогать Красной Армии уничтожать бешеных гитлеровских псов, не щадя своей крови и своей жизни..."
Закончив школу, летом 1942 года Шевцова была оставлена для связи в одной из подпольных групп, действовавших в оккупированном Ворошиловграде. В ее обязанности входило передавать в Центр разведданные, собранные подпольщиками.
В середине августа в результате провала явочной квартиры одного из членов подпольной группы возникла опасность ареста Шевцовой. После безуспешных попыток наладить связь с руководителем группы, Люба вынуждена была уехать в Краснодон. Здесь устанавливает связь с молодежным подпольем, становится активным участником организации "Молодая гвардия", а затем и членом ее штаба.
Л. Шевцова распространяла листовки, вела разведку, добывала медикаменты. Вместе с Сергеем Тюлениным и Виктором Лукьянченко в декабре участвовала в поджоге биржи труда. Смелая операция молодогвардейцев спасла от угона в Германию около двух тысяч юношей и девушек Краснодонского района.
По заданию штаба Люба неоднократно ездила в Ворошиловград, Каменск и другие населенные пункты, осуществляя связь с партизанами.
8 января 1943 года Любу Шевцову арестовала краснодонская полиция. Фашисты давно разыскивали ее как советскую радистку, поэтому, стремясь узнать от нее шифры и явки, мучили отважную подпольщицу особенно долго и жестоко. Но они ничего не добились. 31 января Любу Шевцову вместе с Дмитрием Огурцовым, Семеном Остапенко и Виктором Субботиным под усиленным конвоем доставили в Ровеньковскую окружную жандармерию. После пыток и издевательств ее расстреляли в Гремучем лесу 9 февраля. На казнь Люба шла с гордо поднятой головой. Перед гибелью она передала на волю слова, которые звучат завещанием оставшимся в живых: "Передайте всем, что я люблю жизнь. Впереди у советской молодежи еще не одна весна и не одна золотая осень. Будет еще чистое, мирное голубое небо и светлая лунная ночь, будет еще очень хорошо на нашей дорогой и близкой, всеми нами любимой Советской Родине". Похоронена Любовь Шевцова в братской могиле жертв фашизма в центре города Ровеньки в сквере имени "Молодой гвардии".
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 сентября 1943 года члену штаба подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия" Любови Григорьевне Шевцовой посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
________________________________________________________
А. Дружинина
Я хочу рассказать вам о Любе Шевцовой
В очерке использованы материалы из документальной повести С. Вернеевой "А роль была назначена войной", а также факты, изложенные в газете "Слава Краснодона" очевидцами тех дней и полученные при изучении архивных материалов.
Люба Шевцова родилась 8-ого сентября 1924 года в поселке Изварино под Краснодоном. Семья переехала в Краснодон в 1927 году. Люба была поздним единственным ребенком, она в детстве очень часто болела, поэтому и в школу пошла с 9-ти лет. Училась она неравномерно: 5-ый класс окончила с Похвальной грамотой, но так увлеклась художественной самодеятельностью в 6-ом, что это плохо повлияло на успеваемость, и в следующий класс Люба была переведена условно.
Она была такой бесстрашной, такой отчаянной! Однажды Любу даже чуть не исключили из школы за то, что она сделала "ласточку" на самом острие школьной крыши.
Девочка старалась везде быть первой; во время работы в парке, в занятиях на уроках физкультуры, первенствовала в выступлениях художественной самодеятельности. Школьные сорванцы, среди которых был и Серёжка Тюленин, старались обходить Любу стороной.
Окончила семилетку в мае 41-ого года и послала запрос в Ростовский театральный техникум. За четыре дня до начала войны оттуда пришёл вызов.
22 июня 1941 года Люба подала заявление в военкомат. Ей отказали. Но девушка поставила себе цель и достигла её: научилась стрелять из пистолета и винтовки так, как это делали кадровые военные. В апреле 1942 года краснодонским райкомом комсомола Шевцова была направлена на учебу в Ворошиловград в партизанскую школу. Она прошла ускоренный курс обучения и стала радисткой. Любу оставили в Ворошиловграде. Она вошла в группу из пяти человек. Во время оккупации группа успешно проработала только месяц, затем одного из радистов неожиданно арестовали, и командир группы приказал Любе уйти из города до особого распоряжения. Но никто не знал, что немцы начали систематический розыск выпускников разведшколы.
Вернувшись в Краснодон, она, конечно, не могла не вступить в подпольную организацию, Любу ввели в штаб "Молодой гвардии" и она стала разведчицей у молодогвардейцев.
Вот как вспоминают очевидцы о Любе в период оккупации: "Вся броская, с яркими рыжеватыми волосами, красивая, с точеной фигуркой, модно одетая, Люба казалась необыкновенно артистичной".
Ее так все и звали - Любка-артистка! И сейчас она играла почти без перерыва. Даже наедине с матерью она не разрешала себе до конца выходить из роли.
Немецкие офицеры назначали ей свидание, провожали домой. Идя по улице под руку с офицером. Люба знала, что сейчас многие смотрят на нее с презрением и недоумением; как она могла? Такая хорошая была девчонка и вот...
Она ловила на себе презрительно-недоуменные взгляды, но улыбалась в ответ так, как могла только она: шаловливо, обаятельно, кокетливо. Девушка знала: игра стоила свеч. Ведь Люба могла легко проходить туда, куда не было доступа товарищам. А потом они вместе появлялись там, чтобы выполнить задание штаба.
Свой пистолет девушка на склад не сдавала - это было личное оружие, которое ей вручили в разведшколе, и на опасные задания Люба брала его с собой. А в фондах краснодонского музея лежит нож-финка - оружие, о котором никогда не скажешь, что оно принадлежало тоненькой весёлой девушке.
Арестовали Любу 8-ого января 1943 года в Ворошиловграде. Никто не знает, зачем она пошла туда после приказа штаба скрыться. Но привезли ее сначала назад в Краснодон, где били и пытали вместе с другими молодогвардейцами. Любу обвиняли не только в принадлежности к "Молодой гвардии": ее фамилия была в списках радистов, оставленных в Ворошиловграде, и фашисты пытались добиться сведений о спрятанной рации, сообщниках, о связях с нашей разведкой.
Как раз эти вопросы интересовали гестаповцев, специально приехавших в Краснодон из Ворошиловграда. Но, несмотря на нечеловеческие муки, Люба ни в чём не сознавалась, а подругам, сидящим с ней в камере, говорила: "Любка сумеет умереть честно".
Да, это её, Любку-артистку, отчаянную и бесстрашную девчонку судьба обрекла на целый месяц изуверских пыток, а это в два раза больше, чем досталось другим подпольщикам.
31 января, когда в Краснодоне расстреляли последнюю группу молодогвардейцев, Шевцову и еще трех ребят перевезли в Ровеньки. Любу поместили в мужскую камеру, где находилось уже 14 человек. Камера была сырая и тёмная и переполнена так, что мужчины даже лежали попеременно. К физическим мучениям фашисты прибавили моральные. Но Любка не унывала и не сдавалась.
Она не скрывала, что была партизанкой, но ни разу не обмолвилась о том, что была членом "Молодой гвардии". На допросах, где девушку избивали до потери сознания, Любка кричала: "Проклятые фашисты, полицейские гады, звери, подонки". Ругалась она и в камере.
Ею занимался сам начальник Ровеньковской полиции Орлов. Он впоследствии давал такие показания: "От Шевцовой требовалось указать место хранения радиопередатчика, которым она пользовалась для связи с Красной Армией. Шевцова в категорической форме отказалась давать показания и назвала нас извергами".
Да, Люба не церемонилась со своими палачами. Очевидцы рассказывали, что она пела песни, когда ее вели на допрос, ругалась, даже дралась. Били ее, она падала, поднималась и снова пела. Каждый вечер ее вызывали на допрос, а через 1,5-2 часа страшно избитую, вталкивали в камеру. Люба часто падала прямо у порога.
Через несколько дней ее перевели в женскую камеру.
Однажды вошел полицейский: «Шевцова, одевайся, пошли эвакуироваться на Луну".
Когда он вышел, Люба сбросила одежду, сняла теплое белье и сказала: "Возьмите кто-нибудь, мне оно уже ни к чему, а в камере холодно", затем накинула на маечку пальто, подбежала к стене и быстро-быстро стала писать записку огрызком карандаша: "Мама, я сейчас тебя вспомнила", обвела рамочкой и в другом месте написала еще. "Мамочка, прости меня, что я тебя не слушала".
Но в эту ночь ее не расстреляли. Любе еще два раза пришлось пережить, наверное, самое страшное: ожидание смерти. О чем она думала в эти последние дни? Вероятно, о жизни на свободе, которая раньше была просто жизнью, а теперь казалась счастьем. Конечно, хотелось Любе, хрупкой девушке, которую так и не смогли подчинить своей воле фашисты, крикнуть сквозь каменные стены всем живущим на воле: "Я не сдалась, никого не выдала, мне так хочется жить!"
Именно это она и сказала 9 февраля, прощаясь с девушками в камере перед тем, как ее повели на расстрел: "Передайте всем, что я люблю жизнь!".
Вот как вспоминали очевидцы о казни Любы Шевцовой - один из жандармов Шульц: "Стояла она, выпрямившись, с головы упал большой белый платок, открыв светлые волосы. Фромме подал сигнал, прозвучал залп: люди стали падать, только Шевцова стояла. Фромме подбежал ко мне: - В чем дело?
У меня отказал карабин. Фромме приказал стрелять".
Один из очевидцев С.В. Каралкин рассказывал: "Люба сорвала с себя пальто и шаль, разорвала маечку и крикнула: "Стреляйте!" Раздались выстрелы. Она пыталась еще что-то сказать, но запрокинулась и упала в яму".
А 14 февраля краснодонская земля была освобождена нашими бойцами. Люба и после своей смерти оставила тайну: при перезахоронении ее в братскую могилу, на груди девушки была обнаружена ладанка, в которой лежала молитва "Отче наш" и бумажка с двумя десятками букв - это был шифр, который до настоящего времени никто не смог расшифровать.
Любе Шевцовой было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.
________________________________________________________
Из статьи "КОРНИ МОЛОДОГВАРДЕЙСКОГО ПОДВИГА"
Галина ЧАПАНСКАЯ, музей «Молодая гвардия»
Газета «ИЖИЦА», 8 июня 2005 г.
ШЕВЦОВЫ
В отличие от Тюлениных семья Шевцовых была небольшой, в ней росла одна-единственная дочь Люба. Росла не избалованной, а трудолюбивой, отзывчивой и чуткой к чужому горю девочкой. Семья имела неплохой по тем временам достаток, однако это, как обычно в таких случаях происходит, не сказалось отрицательно на воспитании дочери.
Росла она, как говорится, в ласке и добре, и сама была ласковой и доброй, поскольку ценила родительскую заботу, знала о той суровой жизни, которую прожили в молодости отец и мать, видела, каким непосильным трудом создавалось благополучие семьи (отец работал в забое, ежедневно рискуя жизнью). Они рассказывали о себе, своей молодости, о том, как встретились и полюбили друг друга.
Многодетной семье, где родилась Ефросинья Мироновна, жилось очень тяжело. Отец умер, оставив пятеро сирот. Чтобы как-то прокормиться, в поисках лучшей доли ушла из дома Ефросинья. Попала из Ростовской области в Поволжье.
В тревожном восемнадцатом году она сражалась на Царицинском фронте. Все месяцы героической обороны провела среди бойцов, перевязывая раненых. Санитарка передвижного полевого госпиталя, она не раз получала благодарности от командования за старательность, удивительную смелость. Не думала тогда, что именно там повстречает свою единственную любовь, свою судьбу - Григория Шевцова. Приметил он тоненькую, похожую на березку, проворную санитарку, когда приходил сменить перевязку на раненой руке. А потом, когда уже и рана зажила, зачастил Григорий к палатке с красным крестом. Был он человеком суровым, обветренным войной.
В начале 1920 года Григорий и Ефросинья поженились. Царицын-Симбирск-Тамбов-Самара - вот этапы боевого пути воинской части, вместе с которой прошли молодые Шевцовы: он с винтовкой, а она - с санитарной сумкой. Они прожили вместе дружно и долго. Если бы не тяжелая утрата - потеря единственной дочери Любы, жить бы им да жить. Но горе подкосило силы. Ефросинья Мироновна умерла в 1972 году, а через пять лет - Григорий Ильич.
Но осталась добрая и светлая память о родителях Любы Шевцовой в сердцах тысяч школьников, юношей и девушек, всех тех, кому рассказывали они о Любе и ее товарищах во время волнующих встреч, проходивших не только в Краснодоне, но и других городах страны, тех, кто близко их знал. Побывала она в Ростове, Душанбе, Оренбурге, Томске... Встречи с родителями Л.Шевцовой и других молодогвардейцев запомнились многим на долгие годы. Они войдут в славную летопись молодогвардейского подвига.
Полностью статью читайте ЗДЕСЬ
______________________________________________________________
Из архива А.А. Фёдорова
В. ПРУСАКОВ
Курск.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ЛЮБЫ ШЕВЦОВОЙ
Находка в архиве
Просматривая многочисленные документы о действиях партизан в тылу врага, я увидел донесение, подписанное разведчицей Настей Пикаловой. Читаю строку за строкой и вдруг встречаю имя Любы Шевцовой. Разведчица Пикалова рассказывала о последних днях ее жизни.
Вот это донесение:
«...30 октября 1942 года я, Попова Мария Дмитриевна, и Заболоцкая Софья Степановна получили задание перейти линию фронта и направиться в тыл немцев в районе Верхне-Фоминской. Мы перешли линию фронта, и утром нас задержали румынские офицеры. После обыска нас направили в хутор Средне-Царицинский и сдали в жандармерию, где неоднократно допрашивали. Затем отправили в Каменск, а 24 декабря в Ровеньки, где румынская жандармерия передала нас в гестапо... В Ровеньках я сперва находилась в здании гестапо, а затем нас перевели в помещение, где находилась городская полиция, но числились мы за гестапо. Здесь со мною под стражем содержались Попова Мария, Заболоцкая Софья и Шевцова Любовь, которая себя называла себя партизанкой.
Люба жаловалась на работника полиции Орлова, который ее сильно избивал при допросах. Она мне сказала, что «если я останусь в Ровеньках, то от Орлова не будет пощады». Помню, в первых числах феврали 1943 года Люба возвратилась ночью с допроса сильно избитой. Шевцова мне рассказала, что ее избил Орлов. На окраине города Ровеньки Любу вместе с другими арестованными немцы расстреляли...»
Еще одно донесение
После долгих поисков удалось обнаружить и донесение Марии Поповой. Она более подробно описывала встречу с Любой Шевцовой:
«На мой вопрос, за что и при каких обстоятельствах она арестована, Люба сообщила, что состояла в краснодонской подпольной организации «Молодая гвардия», по заданию которой имела связь с ворошиловградскими партизанами. Арестовали ее полицейские у нее же в доме, причем при обыске обнаружили рацию, замаскированную в постели. После ареста содержали в краснодонской тюрьме, а затем перевели в ровеньковскую полицию. Допрашивали ее следователь полиции Белых и начальник ровеньковской полиции Орлов.
Через день или два после того, как Любу перевели от нас, меня направили в гестапо на уборку комнат, предназначенных для немецких летчиков. Там я встретила и Любу, она была в подавленном настроении. Во время уборки комнат она мне сказала, что ей не избежать смерти. На мой вопрос, почему она так думает, Люба ответила: «Вчера опять меня допрашивали Орлов и Белых, допрашивали упорно, а Орлов жестоко избил резиновой плеткой, нанес 25 ударов. Я думала, что пришел конец, однако отпустили, но, видимо, еще будут мучить. Они требуют от меня показаний...»
...Настя Пикалова, Мария Попова, Софья Заболоцкая... Как хотелось разыскать их, подробнее узнать о последних днях жизни Любы Шевцовой. Помог случай. Однажды в архиве я встретился с доцентом Курского педагогического института Баскевичем и рассказал о найденных донесениях. Услышав имя Любы Шевцовой, он оживился.
- Знаете, несколько лет назад на экзаменах по литературе произошел такой случай, - сказал он. - Одной студентке надо было рассказать о книге «Молодая гвардия». Звали эту студентку Настя. Девушка прочла экзаменационный билет и замерла. Она произнесла лишь несколько слов: «С Любой Шевцовой я сидела в гестапо», - и расплакалась. Возможно, это и есть Настя Пикалова...
Письмо разведчицы
Я решил познакомиться со списками студентов Курского педагогического института за несколько последних лет. И вот радость: в числе выпускников 1952 года я встретил имя Анастасии Николаевны Пикаловой. Сейчас она преподает в Гостищевской семилетней школе Белгородской области. Не мешкая, послал ей письмо. Ответ прибыл обстоятельный.
«Тяжело вспоминать трудные дни своей жизни, - писала Анастасия Николаевна. - Я поступила так, как подсказала мне совесть. Так поступил бы каждый советский человек в тяжелую годину испытаний. Ничего особенного ни я, ни мои подруги, конечно, не сделали, но, попав в тяжелое положение, мы не склонились перед оккупантами, а доказали, что мы, советская молодежь, знаем, за что боремся, ради чего переносим все невзгоды».
«В последние дни января, - рассказывала далее Пикалова, - моих подруг повели на работу в гестапо, а меня вызвали на допрос. Вел его следователь Фетисов или Фирсов. Я сказала ему, что эвакуированная, назвала точно свой населенный пункт, просила дать возможность идти домой.
В этот день я увидела и Любу Шевцову... До сих пор помню ее лицо, локоны светлых волос, спущенные на плечи. Одета она была в длинный черный жакет, а сверху - темно-синее пальто. Тихонько она нам рассказала о подпольной организации, о том, что у нее взяли рацию, об арестах членов «Молодой гвардии». Ночью мы легли спать на нары, постелив мое пальто и укрывшись ее теплым. Но спать не пришлось. Вскоре ее позвали на допрос. Вел допрос изверг Орлов. Он ее сильно избил... Несколько дней нас водили на работу в гестапо. Улучив минуту, чтобы не видели немцы, мы ей советовали бежать, так как она знает местность и легко найдет себе убежище. Но она считала, что ее повезут на допрос в Ворошиловград и по дороге она убежит. А вышло все иначе...
Утром 6 или 7 февраля вели группу арестованных на расстрел, в том числе и Любу Шевцову. Я услышала, как кто-то сказал: «Сегодня расстреливают настоящих людей».
14 февраля Советская Армия освободила Ровеньки. Вскоре я вернулась в родное село, на развалины родного дома, а потом прошла с Советской Армией путь до Праги».
«Передайте всем!..»
К сожалению, Анастасия Николаевна Пикалова не смогла сообщить адресов своих боевых подруг. Но она вспомнила, что Мария Попова жила до войны в Мантуровском районе, Курской области, а Соня Заболоцкая - в Прохоровском районе, Курской (ныне Белгородской) области.
Я связался по телефону с этими районами. Оказывается, Мария вышла замуж и учительствует в городе Губкине, Белгородской области, а Соня Заболоцкая, окончив харьковский институт, выехала в Тамбовскую область. Вскоре я встретился с Марией Дмитриевной Поповой, теперь уже Хахелевой. Не торопясь, начала она свой рассказ:
- Два раза я удачно сходила в разведку, а потом нас схватили фашисты. В тюрьме мы видели ужасы, мучения, издевательства над людьми. Бесстрашие и мужество незнакомых нам советских патриотов вселили силу и бодрость в наши сердца.
Всем нам троим Люба сообщила, что ее арестовали как партизанку. Она думала, что ее сразу расстреляют, как только выведут из краснодонской тюрьмы, а здесь, в Ровеньках, ее снова допрашивали и били. Я сама видела на лице девушки кровоподтеки.
Мы разговорились с ней. Люба сказала: «Передайте всем - я люблю жизнь... Впереди у советской молодежи еще не одна весна и не одна золотая осень. Будет еще чистое и мирное голубое небо и светлая, лунная ночь, будет очень и очень хорошо на нашей дорогой и близкой всем нам Советской Родине».
Мария Дмитриевна умолкла. Каждый мускул ее лица дрожал. Она выпила глоток воды.
- Я видела, как эту отважную девушку-героиню вели на расстрел. Шли по двое. Впереди была Люба. Я никогда этого не забуду...
Я показал Марии Дмитриевне письмо, полученное мною от старшего агронома Софьи Степановны Заболоцкой. Увидела его Хахелева и заплакала от радости: боевая подруга нашлась!
В этом письме Софья Степановна сообщала:
«Однажды, когда мы вернулись с работы, увидели в своей камере новеньких. Мое внимание привлекла совсем молоденькая девушка, ее глаза были в слезах. Она рассказала, что сидит за отца, он - член партии. «Почему ты плачешь?» спросила я. Она ответила, что ее били. Здесь же в камере я увидела еще двух новеньких. Они сидели у окна. Это были Люба Шевцова и Рая. Несколько дней мы ходили вместе на работу, присматривали место для побега. Потом поменялись чашками - на память. С одного из допросов Люба не вернулась. От людей я узнала, что ее посадили в ту самую камеру, где мы раньше находились. Это ужасная камера, пол там холодный, как лед. Нам-то было не так трудно, ведь нас было трое, а она одна. Потом мы видели, как Любу вели на расстрел, Она шла впереди. Руки были назад, а вид совсем спокойный...»
...Вот что вспоминают подруги-разведчицы. Из их рассказов вырисовывается мужественный образ девушки из Краснодона, отдавшей свою жизнь за счастье советских людей.
______________________________________________________________
Из книги "Огонь памяти". Всю книгу читайте здесь
ЛЮБОВЬ ШЕВЦОВА
И вспомнилась мне девушка иная,
Как шла ночами долгими одна,
Плясала, пела в клубе, озорная,
Любовью неземной озарена.
Михаил Луконин
"Здравствуйте, мамочка и Михайловна. Мамочка, Вам уже известно, где я нахожусь... Прости меня за все, может быть, я тебя вижу в последний раз, а отца, наверное, не увижу... Не обижайтесь, с тем до свидания. Твоя дочурка Любаша".
Прочитав эту предсмертную записку Любови Шевцовой, невольно задаешься вопросом: неужели это та самая Люба, которую Александр Фадеев назвал "Сергеем Тюлениным в юбке"?! Та неугомонная плясунья и певунья, которую и сейчас в Краснодоне вспоминают как "Любку-артистку"? Та ли это Шевцова, что, по воспоминаниям очевидцев, даже в холодных фашистских застенках не падала духом, подбадривала и успокаивала других, а своей дерзостью и строптивостью приводила в растерянность своих мучителей и палачей?
И все-таки это она, та самая бесстрашная Любка, Любаша, Любовь Григорьевна Шевцова, член штаба "Молодой гвардии", радистка разведывательно-диверсионной группы "Буря", оставленной органами НКВД в оккупированном Ворошиловграде.
Когда она писала эти строки, то знала наверняка, что жизнь ее исчисляется уже не днями и часами, а минутами. А ей всего лишь восемнадцать! Возраст, когда жизнь еще только по-настоящему начинается. Все еще могло быть впереди: и любовь, и сцена, и слава... А, главное, она единственная дочь у матери. Как пожалеть свою добрую маму? Чем поддержать, облегчить ее горе? Только покаявшись, повинившись перед ней.
"Мамочка, прости меня за все... Прости меня... Прости..."
Люба сумела передать домой записку. Передала из ровеньковской тюрьмы через свою землячку Раису Лавренову, которой вскоре удалось бежать. Позже Раиса Ивановна рассказывала: "Любе гитлеровцы велели собираться с вещами... Мы все поняли, что она больше не вернется, ее расстреляют... Она быстренько написала записку и оставила мне, надеясь, что, может быть, мне удастся передать ее... На третий день после прихода в Краснодон я отнесла записку Ефросинье Мироновне... Очень тяжело перенесла она смерть любимой дочери... все расспрашивала подробности последних дней жизни Любы…
Ефросинья Мироновна впоследствии много сделала для того, чтобы о ее дочери знали как можно больше и подробнее. Она бережно хранила каждый листочек, каждую вещицу, принадлежавшие когда-то Любаше, дорожки и салфетки, вышитые ею под руководством бабушки, хорошей мастерицы и рукодельницы. Рисунки для вышивки Люба снимала с полевых цветов, которые домой привозила охапками, отбирала лучшие и самые красивые.
Мама собрала ее снимки, хотя их оказалось совсем мало, нашла и другие семейные фотографии и все сложила в альбом. В дом стали приезжать экскурсанты. Ефросинья Мироновна их всегда привечала, приглашала зайти, угощала чаем, а потом рассказывала. Она была прекрасным рассказчиком, и говорить о дочери могла бесконечно:
"Люба была боевой и веселой девочкой, одной из первых на уроках физкультуры и в спортивных соревнованиях, на воскресниках, на посадке городского парка и на занятиях по биологии. Как-то Люба посадила больше всех деревьев, и ей дали в награду три молоденьких клена. Два деревца она посадила под окнами своего дома, а третий отдала соседке. Посаженные Любой клены стали уже большими и развесистыми деревьями. В жаркие летние дни мы с Григорием Ильичом отдыхаем в их тени".
Затем обязательно фотографировались, завязывалась переписка с далекими и близкими друзьями. Все, что дарили или присылали (письма, фотографии, сувениры), тоже бережно складывалось в папки или ставилось на стол, на полки шкафа. Постепенно квартира превратилась в мини-музеи.
Ефросинья Мироновна часто выезжала за пределы Краснодона по приглашению школьных и рабочих коллективов, там тоже состоялись искренние встречи, душевные разговоры. И снова воспоминания, воспоминания... "Расскажите, какой она была, Ваша дочь". Она неторопливо, спокойно, негромким голосом, но так, чтобы слышали все, рассказывала: "Живая, энергичная. Люба всегда была чем-то занята: то учила уроки, декламируя стихи, то мыла полы в комнатах, напевая "Идем, идем, веселые подруги", то любила лапшу месить и так меленько крошить. Люба не была красавицей, но привлекала к себе взоры каким-то светлым и радостным сиянием улыбки, шуткой и веселым своим характером. Локоны светло-русых волос красивого золотистого оттенка. На симпатичном белом лице, которое никогда не загорало, - голубые глаза. "Они у тебя просто цветут, как пролески, - удивлялась ее тетя, - открытые и чистые". Черные брови и длинные, как будто кверху загнутые, ресницы и под глазами - маленькие-маленькие конопушечки. Вот портрет Любы".
Люба мечтала стать артисткой. Послала запрос в Ростовский театральный техникум, откуда ей ответили, что можно присылать документы. При этих словах Ефросинья Мироновна всегда вздыхала: мол, не получилось... А ведь у "доченьки моей" были прекрасные способности. Она хорошо пела, играла на гитаре. Никогда в жизни никто не видел ее сердитой. Все с улыбкой, с шуткой, с танцем! Вместе с друзьями занималась в кружке художественной самодеятельности школы № 4, посещала балетную студию при клубе имени Ленина, участвовала в агитбригаде клуба имени Горького.
К слову, сама Ефросинья Мироновна тоже была общительным, веселым человеком, с юмором. Умела пошутить, да так тонко, что, может быть, не сразу сообразит человек, в чей огород камешки. Ее тоже никто никогда не видел сердитой, хотя испытаний в ее жизни и повода для тяжелых переживаний было предостаточно. Но она все как-то добром к людям, с материнской заботой. Повязывает, бывало, пионерский галстук девочке или мальчишке, а сама обязательно о чем-то участливо спросит, пожелает хорошо учиться и быть здоровым и непременно скажет: "Берите пример с Любы Шевцовой".
3 апреля 1942 года Люба стала курсантом Ворошиловградской школы подготовки партизан и подпольщиков. Здесь она получила специальность радистки. "Мне писала, что учится на курсах фельдшеров. И только значительно позже, уже после ее смерти, я узнала, что она училась в партизанской школе вместе с Володей Загоруйко, Сережей и Васей Левашовыми".
После окончания учебы девушку оставили для работы на оккупированной территории. В ее обязанности входило осуществление связи с одной из подпольных групп Ворошиловграда и передача в Центр разведданных. В средине августа в связи с провалом явочной квартиры возникла опасность ареста Шевцовой. После безуспешных попыток наладить связь с руководителем группы, она вынуждена была уйти в Краснодон.
Примерно через неделю после того, как немцы заняли Краснодон, Люба пришла домой. Ее вызвали в полицию.
- Ну что? - спросила я, когда она возвратилась.
- Отбрехалась, - ответила Люба. - Сказала, что училась, а потом работала в одном из военных госпиталей. Когда Красная Армия стала отступать, нас распустили по домам, вот я и явилась в Краснодон".
Здесь, в родном городе, Люба быстро влилась в молодежное подполье. Ефросинья Мироновна вспоминала, что к ним зачастили товарищи Любы: Сережа Тюленин, Женя Мошков, Толя Попов, Ваня Туркенич, Ваня Земнухов, Виктор Третьякевич. Кого-то мать знала еще с довоенных лет, кого-то видела впервые. Они играли, пели и танцевали, репетируя перед выступлениями в клубе, куда устроились на работу, чтобы спастись от угона в Германию.
Иногда Люба по несколько дней не бывала дома. Потом, врываясь вихрем, на ходу объясняла, что была в Миллерово или других местах. Что она там делала, мать не знала. Но перед поездкой всегда хорошо одевалась и брала с собой небольшой чемоданчик. Однажды она ездила со своей родственницей. При встрече с немцами Люба назвалась дочерью заводчика, а свою спутницу отрекомендовала прислугой. Эта женщина долго вспоминала необычное путешествие в офицерской машине.
"Я не знала в то время, что Люба оставлена на подпольной работе, что у нее имеется спрятанная в Ворошиловграде рация. Мне не приходило в голову, что она связная подпольной организации и разведчица. Я и сейчас удивляюсь, сколько потребовалось выдержки и силы воли моей веселой и общительной дочери, чтобы не рассказать об этом своей матери. Если нужно - она умела молчать". После провала и первых арестов Люба сказала, что не может бросить в беде своих товарищей, быстро собралась и уехала в Ворошиловград. Там ее арестовали, ибо давно разыскивали эту "советскую радистку". Затем перевезли в краснодонскую тюрьму.
"К нам пришли немцы и полицейские и привели с собой Любу. Переодеваясь за шкафом, она успела шепнуть мне: "То, что в чемодане, сожги..." Увели ее, а я сразу за чемодан. Раскрыла - а там пачки бумаги, перевязанные шпагатом. Быстро побросала их в печь... Не успело все сгореть, вновь стучат полицейские. Сделали обыск, но ничего не нашли. Не догадались они заглянуть в печь - там еще тлела пачка бумаги. После оказалось, что чемодан принадлежал Жоре Арутюнянцу, в нем были готовые листовки".
Любу вместе с другими подпольщиками Семеном Остапенко, Дмитрием Огурцовым, Виктором Субботиным отправили в Ровеньки, где находилось окружное отделение гестапо. На допросах подвергли пыткам, добиваясь признаний в связях с подпольщиками. Вконец измученная, Люба собрала последние силы, чтобы крикнуть палачу. "Молодая партизанка я, понимаешь, гад!"
Уже точно зная, что будет расстреляна, Люба снова обратилась к самому дорогому человеку. На покрытой серой изморозью стене камеры она нацарапала: "Мама, я тебя сейчас вспомнила. Твоя дочурка Любаша. Прошу простить меня. Шевцова. Взяли навеки. 7.02.43 г."
Любу расстреляли 9 февраля 1943 года в Гремучем лесу в Ровеньках.
Ольга Бондарь, учитель, г. Первомайск,
участница областного конкурса
"Какой ценой завоевано счастье"
БЕССМЕРТНЫЙ ПОДВИГ ЮНОСТИ
Степное приволье. Рощи по берегам Каменки и Северского Донца. В обрамлении терриконных пирамид город в кудрях садов. Это Краснодон. Обычный шахтерский городок, каких в Донбассе множество. Но этот город известен во всем мире благодаря бессмертному подвигу юности.
Квадраты строгих бетонированных плит выводят из парка на центральную площадь. В тени деревьев - черный мрамор могильной плиты. Гранитная стела: скорбящая мать плачет над детьми. И негасимый огонь печали, памяти и бессмертия.
Молодогвардейцы... Они любили жизнь. Они ненавидели смерть. Они восстали против нее и обрели вечность.
О подвиге юных героев мир узнал благодаря роману Фадеева "Молодая гвардия". Писатель получил много откликов, особенно от молодежи. Ведь этот роман в первую очередь предназначен для молодежи. И не обязательно быть поставленным в исключительные условия, чтобы проявить стойкость и мужество. Все эти качества могут быть проявлены и в повседневности.
Юноши и девушки предстают перед нами во всем своеобразии своих характеров. Образ Любови Шевцовой - один из самых ярких и выразительных. Он надолго врезается в память, заставляет задуматься и долго сожалеть о том, что так рано оборвалась жизнь этой удивительной девушки. А ведь жизнь ее могла быть долгой и счастливой. И, может быть, сбылась бы ее мечта, и стала бы она известной артисткой. Но судьба распорядилась иначе.
А какой же была Люба в жизни? По словам матери, красавицей Любу не назовешь, но привлекала она какой-то радостной улыбкой, веселым своим характером. Светло-русая, с кудрями золотистого оттенка, голубоглазая, как будто небо отражалось в них; черные брови, длинные изогнутые ресницы - вот такая была Любаша... В семье она была одна и росла бедовой девчонкой. В четвертом классе за одной партой сидела с Сергеем Тюленины м. Ее прозвали "Тюленин в юбке". Рассадили их быстро, потому что соревновались, кто лучше из рогатки стреляет.
Непоседливая была, энергичная. А хозяйка хорошая - и шила, и готовила, и убирала и все пританцовывала, напевала: "Идем, идем, веселые подруги".
В начале войны много красноармейцев становилось на постой в доме Шевцовых. Люба им покоя не давала, просила научить стрелять ее и подруг. Как-то молоденький сержант разбирал для девушек маузер и случился выстрел. Звякнула пуля о стенку и отскочила прямо в ногу Любе. Едва подлечившись, подалась, прихрамывая в Ворошиловград, будто бы на фельдшера учиться. И только после войны выяснилось - на курсы разведчиков попросилась.
Часто мимо дома гнали пленных, и Люба откуда-то знала, куда будут идти и кто будет в охране - немцы или румыны. С румынами было легче дело иметь. К соседкам прибегала: "Тетки, по кладовкам поскребите, наших ведут!" Сама быстренько блинов из кукурузы напекла. Ведут наших - Люба на улицу, в толпу бросается, обнимает пленного и голосит: "Ой, братик родненький, ой, отпустите его домой, а то не будет вам счастья". Так и уговорила румынов. Много раненых с друзьями Люба спасла.
Часто по ночам ее не было дома. И стали люди говорить, что гуляет она с немцами. А она говорит, что отца по лагерям ищет. Очень Люба переживала по поводу этих разговоров, но и намека на подполье не подала. Однажды нагримировалась и сказала, что идет выступать в клуб. Вернулась поздно. А днем стало известно, что дотла сгорела биржа. Затем Люба исчезла. И вскоре люди стали поговаривать, что какую-то артистку из Ворошиловграда привезли, рацию прятала.
О чем думала Люба в последние минуты жизни? Наверное, о счастливом будущем, ради которого она и ее товарищи отдавали свои молодые жизни. Ведь многие из них только что закончили школу-десятилетку. Не успели они насладиться своей молодостью.
______________________________________________________________
Из книги "Молодая гвардия" (сборник документов и воспоминаний о героической борьбе подпольщиков Краснодона в дни временной фашистской оккупации (июль 1942 - февраль 1943) - на русском языке. - 1961 г.
Слушали: Прием в ряды ВЛКСМ тов. Шевцовой Любови Григорьевны, рождения 1924 года, образование - 7 классов.
Постановили: Принять в ряды ВЛКСМ Шевцову Л. Г.
Секретарь РК /1КСМУ (Подпись)
Луганский областной партийный архив.
ПЕРЕДАЙТЕ ПРИВЕТ ВСЕМ, ВСЕМ...
Записка, переданная из тюрьмы Любой Шевцовой
Январь 1943 года
Здравствуйте, мамочка и Михайловна!
Мамочка, вам уже известно, где я нахожусь...
Прости меня за все, может быть, я тебя вижу в последний раз, а отца уж наверно не увижу.
Мама, передайте привет тете Маше и всем, всем... Не обижайся, с тем до свидания. Твоя дочурка Любаша.
Архив ЦК ВЛКСМ.
ВЗЯЛИ НАВЕКИ
Надпись на стене камеры в Ровеньках, сделанная Любой Шевцовой
(Текст надписи сделан на стене карандашом. Переписан для архива членом комиссии ЦК ВЛКСМ
в июле 1943 года).
7 февраля 1943 года.
Мама, я тебя сейчас вспомнила.
Твоя Любаша.
Шевцова.
Архив ЦК ВЛКСМ.
ЧАСТУШКИ ЛЮБЫ ШЕВЦОВОЙ
Люба в тюрьме старалась поднять дух арестованных товарищей. Она сочиняла и пела такие частушки:
«Клейст поехал на Моздок,
Да хреновый был ездок,
Подвела его кобыла,
До могилы дотащила.
Молодогвардейцы веселы,
Головы не вешали,
Наша армия идет,
Полиции головы оторвет».
Архив ЦК ВЛКСМ.
______________________________________________________________
Спасибо за статью Наталье Малясовой
Дата выхода статьи и название газеты неизвестны, год, видимо, 1984.
Людмила ШУЛЬЖЕНКО
«...Их выводили небольшими партиями и сбрасывали
в шурф по одному. И каждый, кто мог, успевал сказать
те несколько слов, какие он хотел оставить миру».
Александр Фадеев «Молодая гвардия»
КАК МОЛОДЫ ВЫ БЫЛИ!
Отрывок из статьи
...«ПЕРЕДАЙТЕ ВСЕМ: Я ЛЮБЛЮ ЖИЗНЬ...»
Пожалуй, в этих словах, сказанных Любовью Шевцовой перед расстрелом, выражена главная суть ее характера.
«...Люба родилась 8 сентября 1924 года, на Изваринском руднике, где ее отец Григорий Ильич в то время работал забойщиком. Через три года наша семья переехала в Краснодон.
...Боевая и веселая девчонка. Люба была первой на уроках физкультуры и спортивных соревнованиях, на воскресниках и в колхозе, и на шахте, на посадке городского парка, и на занятиях по биологии. На посадке городского парка Люба была первой по количеству посаженных деревьев, и ей дали как награду три молоденьких клена, которые она принесла домой. Два деревца она посадила под окнами своего дома, а третье отдала соседке. Любою посаженные клены стали большими развесистыми деревьями...
...Однажды мы купили Любе хорошие туфельки. Но из школы она возвратилась в рваных тапках.
- Любочка, - спрашиваю, - а где же туфли?
- Ой, мамочка, знаешь, я их дала Нине. Она сиротка, у нее никого нет... а у меня ведь есть другие туфельки, пусть старые...
Увлекаясь естествознанием, Люба заботливо ухаживала за цветами и подопытными растениями на школьном опытном поле. Воспитывала ежа Мишку и черепаху Улиту. Они так привыкли к Любе, что немедленно являлись, едва Люба усаживалась за стол завтракать.
- Мамочка! И они хотят кушать, - смеясь, говорила Люба и наливала молоко...
...Люба не была красавицей, но привлекала к себе взоры каким-то светлым и радостным сиянием улыбки, шуткой и веселым своим характером. Локоны светло-русых волос красивого золотистого оттенка на симпатичном белом лице, которое никогда не загорало, голубые глаза. «Они у тебя просто цветут, как пролески!» - удивлялась ее тетя.
...Черные брови и длинные, как будто кверху загнутые ресницы. А под глазами на нижних веках маленькие-маленькие конопушечки - вот портрет Любы».
...Редко кто в Краснодоне называл ее Люба или Любовь. Любка Шевцова, Любка-артистка. Под этими именами ее, отчаянную, дерзкую, веселую, острую на язык, знали любили все. Выступает ли агитбригада, балетный кружок, струнный оркестр - всюду и Любка-артистка. Любе нравилось, что ее так зовут, она мечтала стать профессиональной актрисой, даже послала запрос в театральное училище, ей пришел ответ, чтобы высылала документы. Но... через 4 дня началась война.
«...Грянула война. Мы точно не знали, где наша Люба... «Мама - сказала Люба, прощаясь с нами, - знай, ваша Любка нигде не пропадет!».
Знали мы, что Люба везде сумеет постоять за себя: была она боевая и смелая, не боялась, как говорится ни тучи, ни грому. В темную ночь она могла пойти сама куда надо было. Умела она стрелять из пистолета и винтовки, вертелась на турнике, состязаясь с товарищами и ловкости была крепкая и выносливая...»
В начале войны на Украине открылась школа разведчиков-радистов. Вот заявление Любови Шевцовой - пожелтевший листок из школьной тетрадки с летящим веселым почерком.
«Прошу начальника НКВД принять меня в школу радистов, так как я желаю быть радистом нашей Советской страны, служить честно и добросовестно. И по окончании этой школы, я обязуюсь выполнять все задания в тылу врага и на фронте. Гордо и смело выполнять боевые задания Родины.
Прошу не отказывать в моей просьбе.
Шевцова
31.03.42 г.»
Для связи по радио с разведцентром Л. Шевцовой был присвоен корреспондентский номер 314. Перед отправкой в тыл противника она дала клятву. Вот она.
«...Буду смелая, дисциплинированная, решительная и беспощадная к врагам.
Я клянусь всеми средствами помогать Красной Армии уничтожать бешеных гитлеровских псов, не щадя своей крови и своей жизни. Я буду до конца жизни верна своей Родине и партии».
Из воспоминаний Нехвядович Зинаиды Трофимовны:
«Люба поражала меня своей непосредственностью. Она была смелой, решительной, дерзкой.
Вся броская, с яркими рыжеватыми волосами, красивая, с точеной фигуркой, ладно одетая. Люба казалась необыкновенно артистичной. Я постоянно поражалась ее отчаянности. Она вертелась перед немцами: пела, плясала. Особенно мне запомнились две строчки одной из Любиных «песен», которые чаще всего она пела немецким офицерам и солдатам:
«Вышел в степь донецкую
фриц с одной ногой!»
И фашисты, не понимавшие ни единой строки песни, были в восторге от Любаши, бурно аплодировали ей, задаривали шоколадом.
Летом-осенью 1940 г. в Краснодоне начали появляться листовки с сообщениями о положении на фронтах. В канун 25-й годовщины Октября в городе были вывешены красные флаги. Один из них - на школе № 4. Сгорела биржа труда.
Я догадывалась, что Шевцова была причастна к антифашистской борьбе».
Из воспоминаний матери Ефросиньи Мироновны Шевцовой:
«...Когда были арестованы многие молодогвардейцы я просила Любу скрыться. Но Люба не согласилась. Она сказала, что не может бросить в беде своих товарищей, быстренько собралась и уехала в Ворошиловград попросить помощи «Молодой гвардии», попавшей в беду. Но там Люба была арестована... Палачи подвергали Любу зверским истязаниям... вырезали на спине Любы звезду, избивали ее плетьми от электрического провода...»
Надпись на стене камеры в Ровеньках, сделанная Л.Шевцовой:
«Мама, я тебя сейчас вспоминала.
Твоя Любаша
Прошу простить меня. Взяли навеки.
Шевцова. 7 февраля 1943 г.»
«...Любу Шевцову мучили еще до седьмого февраля, все пытаясь добыть у нее шифр и радиопередатчик. Перед расстрелом ей удалось переслать на волю записку матери:
«Прощай, мама, твоя дочь Люба уходит в сырую землю».
Когда Любу вывели на расстрел она запела одну из самых своих любимых песен:
На широких московских просторах...
Ротенфюрер СС. ведший ее на расстрел, хотел поставить ее на колени и выстрелить в затылок, но Люба не стала на колени и приняла пулю в лицо».
Александр Фадеев «Молодая гвардия»...
Всю статью читайте ЗДЕСЬ
Любовь Григорьевна
Шевцова родилась 8 сентября 1924 года в поселке Изварино Краснодонского района.
В 1927 году семья Шевцовых переехала в город Краснодон.
Училась в школе №4 имени К. Е. Ворошилова. Люба с детства отличалась живым и
веселым характером, всегда была первой на спортивных соревнованиях, в
художественной самодеятельности и кружке юннатов. В школьном саду и во дворе
Шевцовых росли цветы, посаженные Любашей. Многие краснодонцы до сих пор помнят
ее звонкий голос, звучавший в клубе имени А. М. Горького, на полевых станах
колхозов и в нарядных шахт. Люба мечтала стать артисткой, но началась
война.
В феврале 1942 года в прифронтовом Краснодоне
Люба Шевцова вступила в ряды ВЛКСМ, а в апреле по рекомендации Краснодонского
райкома комсомола стала курсантом Ворошиловградской школы подготовки партизан и
подпольщиков, получила здесь специальность радистки. Инструкторы, которые
руководили ее подготовкой, отмечали, что она обладала боевыми качествами
подпольщика. По окончании школы Шевцова дала клятву на верность Родине: "Я,
красный партизан Шевцова Любовь Григорьевна, даю партизанскую клятву перед
своими боевыми товарищами красными партизанами, нашей героической Красной Армией
и всем советским народом, что буду... всеми средствами помогать Красной Армии
уничтожать бешеных гитлеровских псов, не щадя своей крови и своей
жизни..."
Закончив школу, летом 1942 года Шевцова
была оставлена для связи в одной из подпольных групп, действовавших в
оккупированном Ворошиловграде. В ее обязанности входило передавать в Центр
разведданные, собранные подпольщиками.
В середине
августа в результате провала явочной квартиры одного из членов подпольной группы
возникла опасность ареста Шевцовой. После безуспешных попыток наладить связь с
руководителем группы, Люба вынуждена была уехать в Краснодон. Здесь
устанавливает связь с молодежным подпольем, становится активным участником
организации "Молодая гвардия", а затем и членом ее штаба.
Л. Шевцова распространяла листовки, вела разведку, добывала медикаменты. Вместе
с Сергеем Тюлениным и Виктором Лукьянченко в декабре участвовала в поджоге биржи
труда. Смелая операция молодогвардейцев спасла от угона в Германию около двух
тысяч юношей и девушек Краснодонского района.
По
заданию штаба Люба неоднократно ездила в Ворошиловград, Каменск и другие
населенные пункты, осуществляя связь с партизанами.
8 января 1943 года Любу Шевцову арестовала краснодонская полиция. Фашисты давно
разыскивали ее как советскую радистку, поэтому, стремясь узнать от нее шифры и
явки, мучили отважную подпольщицу особенно долго и жестоко. Но они ничего не
добились. 31 января Любу Шевцову вместе с Дмитрием Огурцовым, Семеном Остапенко
и Виктором Субботиным под усиленным конвоем доставили в Ровеньковскую окружную
жандармерию. После пыток и издевательств ее расстреляли в Гремучем лесу 9
февраля. На казнь Люба шла с гордо поднятой головой. Перед гибелью она передала
на волю слова, которые звучат завещанием оставшимся в живых: "Передайте всем,
что я люблю жизнь. Впереди у советской молодежи еще не одна весна и не одна
золотая осень. Будет еще чистое, мирное голубое небо и светлая лунная ночь,
будет еще очень хорошо на нашей дорогой и близкой, всеми нами любимой Советской
Родине". Похоронена Любовь Шевцова в братской могиле жертв фашизма в центре
города Ровеньки в сквере имени "Молодой гвардии".
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 сентября 1943 года члену штаба
подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия" Любови Григорьевне
Шевцовой посмертно присвоено звание Героя Советского
Союза.
(вторая слева) с друзьями. Примерно 1940-1941 г. |
Люба Шевцова в шестилетнем возрасте |
|||
Люба Шевцова (в среднем ряду первая слева) перед отъездом в школу радистов. Март 1942 г. |
Заявление Любы о приеме в Ворошиловградскую школу подготовки партизан и подпольщиков (в школу радистов) |
|||
Мать Любови Шевцовой
Ефросинья Мироновна |
Прощальное письмо Любы Шевцовой, переданное матери из тюремной камеры. Фрагмент |
|||
(фото из книги "Герои Краснодона") |
Герой Советского Союза Любовь Григорьевна ШЕВЦОВА |
Вот что рассказывает о Любе Шевцовой её учительница Анна Сергеевна
Вместе с Сергеем Тюлениным училась и Люба Шевцова. Люба была боевая девочка, она не давала себя в обиду, защищала от нападок мальчишек своих подруг. Серёжа иногда поддразнивал Любу, но только один раз дело дошло до стычки, но Люба и с ним умела постоять за себя. Как-то я натолкнулась на следующую сцену: дрались двое. Когда я их разняла, оказалось, что это Люба и Ваня Евланов. Оказывается, Люба не дала Ване поставить к столу для учительницы сломанный стул. После этого случая ребята попытались устроить над Любой ребячий суд. Но это им не удалось. После этого они не устраивали никаких выходок против учительницы. Присматриваясь к девочкам, я всё больше обращала внимания на Любу. Я видела её смелость, удаль, умение постоять за себя. Меня поражала её принципиальная честность, которая как-то уживалась со всеми её остальными качествами. Мне хотелось больше узнать о ней. Люба была одна в семье, росла балованным ребёнком. В семье для Любы не было ничего запретного...
Документ о последних днях Любы Шевцовой
(без названия)
Неожиданно полиция арестовала одного из
членов подпольной группы, как антифашистски настроенного, А так как
данных о его связях с советской разведкой полиция не имела и вскоре он с
разрешения СД, был освобожден, Однако неосторожность этого члена группы
усложнила работу Шевцовой. В сентябре 1942 года квартиру, где она
задержалась, заметили два немца, а с ними и третий одетый в гражданское.
Они заинтересовались Шевцовой и пытались выяснить, где она проживает.
Люба в это время у была у своих родных в Краснодоне, приехав в Луганск и
узнав о посещении немцев она покинула город.
Появляться в Луганске девушке была небезопасно, но, невзирая на это,
она еще несколько раз приезжала в город, пытаясь установить связь с
руководителем группы. Об этом ряде обстоятельств давал повод предполагать,
что немцы напали на след Шевцовой, Будучи в Луганске, однажды Люба
заметила на улице знакомого, который шел рядом с немецким офицером. То
был некий Козюбердин, знавший Шевцову, но Люба не подозревала, что
Козюбердин - бывший подхорунжий белоказацких войск, который до войны
скрыл свое имя, втерся в доверие в Советской власти. С оккупацией города
он перешел на службу к фашистским властям, Козюбердин, встретивший
Любу в городе, мог учинить непоправимую беду группе, понимая это, Люба,
рискуя жизнью, попробовала забрать рацию и вывезти ее в Краснодон. А
установить связь с руководителями группы ей так и не
удалось.
Сохранилась записка Шевцовой к
руководителю группы, написанная карандашом на клочке нотной бумаги.
Шевцова писала:
"...Я была у вас, что, у вас
плохое положение? Но все равно должно быть таким, как подлежит, целым и
сохранным.
.Если будет плохо вам жить, то
попробуйте пробраться ко мне, у нас
значительно
лучше, а без моего разрешения ничего не делайте. Я, возможно, отвезу или
отнесу все понемножку свое приданное. Если приедете ко мне, то мой
адрес. Гор. Краснодон, ул.Чкалова, N27".
Шевцова не знала, что в это время ее рация была уничтожена,
руководителем группы. Лишь в последнее время выяснилось, что немецкому
контрразведывательному органу "Мельденкопф тайн" стало известно, что
Шевцова была радисткою, Были приняты активные меры действия для ее
розыска. В розыске принимали участие руководитель этого органа Фельске, его
помощник Куно, изменники Родины Козюбердин, Шаповалов и Павлик
Анатолий, которые знали Шевцову.
Центр в
район населенных пунктов Макаров Яр-Давыдовка Новосветловского района на
самолете перебросил в тыл врага своего представителя для связи с группою и
оказания ей практической помощи. Представитель центра разыскал Шевцову в
Краснодоне, дважды был у нее, в последний раз в первой декаде декабря
1942 года.
Не имея рации Шевцова продолжала
через представителя Центра поддерживать связь с советской разведкой и
передавала ей ценную информацию, кроме того, будучи членом штаба
подзольной комсомольской организации "Молодая гвардия", она принимала
активное участие в борьбе краснодонского подполья с
окупантами.
После провала "Молодой гвардии" Шевцова
1 января 1943 года была арестована краснодонской полицией и вместе с своими
боевыми товарищами по подполью месяц находилась в темных застенках,
вместе с ними мужественно она переносила пытки и
мучения,
Луганскому СД стало известно, что в
числе арестованных молодогвардейцев находится и Шевцова, которую немцы
разыскивали как радистку- разведчицу, в Краснодон немедленно выехал
спецработник СД для ее допроса, и этого времени она содержалась в СД,
местной же полиции и жандармерии было дано распоряжение никаких
самостоятельных мероприятий к ней не предпринимать На допросах палачи
пытались добиться от Любы признания о связи с советской разведкой, найти
рацию, сознаться с кем она связана и о ее разведывательной работе.
К допросу Шевцовой подключили предателя
Родины, старшего следователя полиции Усачева, рассчитывая, что с его
помощью посчастливится добиться от Шевцовой признания, но этот вариант
результатов не дал.
В начале февраля 1943 года
гитлеровские войска под могучими ударами частей советской армии быстро
отходили на Запад и Краснодон снова стал прифронтовым городом. Немцы и их
наемники все лютее преследовали местное население. Жандармы и полиция
готовились к эвакуации, в застенках полиции находилось большое число
патриотов, которые ждали своей участи, среди них была и люба Шевцова и еще
три молодогвардейца; Остапенко, Огурцов и Субботин. Часть членов
"Молодой гвардии" уже была расстреляна.
Помощник старшего следователя полиции Усачев в процессе следствия и
суда по его деятельности, давал показания о мужестве Шевцовой, признав,
что она, несмотря на все страдания в застенках краснодонской полиции, ни в
чем не сдалась. 31 января 1943 года в числе других арестованных и под
особым конвоем солдат и полицаев Люба была доставлена в Ровеньки. Там ее
несколько дней томили в полиции. Допрашивал любу начальник полиции
Орлов, который пытался добиться от героической комсомолки признания, где
находится ее рация, как и с кем она предпринимала
связь.
Оказавшись в 1949 году в руках советского
правосудия, раскрытый в своей предательской деятельности, Орлов
рассказал, что при допросах Шевцовой никаких показаний от не добился. Она
категорически отказывалась давать какие-нибудь показания, назвав Орлова и
его сооучастников зверями.
Из ровеньковской
полиции Шевцову передали в жандармерию, которую возглавляли лейтенент
Бернгардт Веннер его помощник Йозеф Фромме. За 9 месяцев оккупации
Ровеньковского района руководимый ими жандармский взвод вместе с
полицаями учинили бесчисленные злодеяния. Они расстреляли огромное
количество патриотов и все еврейское население. Гремучий лес стал местом
гибели борцов за освобождение Подины. Прибыв в Ровеньки в начале
сентября 1942 года, Веннер сразу же собрал весь особый состав
жандармского взвода и сообщил, что расстрелы будут основною работою
жандармов. Позднее советским правосудием были раскрыты и привлечены у
уголовной ответственности Якоб Шульц, Отто Древетц, Ерих Шредер,
которые прибыли в Ровеньки в составе известной своими жестокостями
команды из Магдебурга. Им же верно служили переводчиками в
жандармерии города предатели из числа немцев-колонистов Томас Гейст и
некая Ратке, Они рисуют ужасную картину гибели советских граждан, в числе
которых много было стариков, женщин и детей. Узнав о том, что некоторые
жандармы до приезда Веннера не принимали участия в расстрелах, Веннер и
Фромме с самого начала организовали для них показательных процесс гибели
советских людей. В лес привезли 12 патриотов Фромме распределили их между
жандармами и приказал расстрелять.
Жандарму
Шульцу было предложено расстрелять женщину с ребенком Он приказал
посадить ребенка на землю, но женщина его не послушила и прижав ребенка в
груди, умоляла оставить их живыми. Щульц с силой вырвал ребенка из ее рук,
бросил на землю, а женщину стал толкать в яму, Сзади раздался выстрел и
Шульц увидел, что у ребенка из шеи побежала кровь. В него стрелял Веннер.
Расстреляв женщину, Шульц вернулся к Фромме с вопросом, как быть с
ребенком. На это Фромме ответил, что его нужно убить и выстрелил из
пистолета в голову..."
Подвал городской
больницы ровеньковская жандармерия превратила в тюрьму, где мучались
патриоты. Многие заключенные этого страшного подвала видели здесь
Шевцову. В жандармерии ее пытали Веннер и Фромме. Девушку били, потом
бросали в холодную камеру. Твердый /волевой/ характер, жизнерадостность и
хладнокровность Любы выводили из себя фашистов.
Измученная она находила силы петь в камере песни, подбадривать
товарищей. Каратели усилили охрану арестованных.
Много узников умирало от пыток, ночами ни кто не спал,
прислушиваясь к все нарастающей артиллерийской канонаде. Хотелось
жить. Ждали Советскую армию-освободительницу.
Люба знала, что ее ждет смерть, но она не просила пощады. Очевидцы
рассказывают, что в день ее расстрела 9 февраля 1943 года в камеру зашел
кто-то из жандармов. Заметив Любу, спросил, почему в тюрьме находится
такая молодая девушка. Люба плюнула фашисту в лицо и сказала: "Я -
молодая партизанка, понимаешь, гад?"
Жандарм
Шульц, который принимал непосредственное участие в расстреле Шевцовой,
рассказывал, что расстреляли Любу в Гремучем лесу вместе с группой
советских граждан, в которой было 5 мужчин и женщина с 3-х летним
ребенком. Шульц рассказывал, что Люба на месте казни стояла гордо
выправившись, с ее головы упала большая белая косынка открывшая белые
волосы. Так смело и бесстрашно может идти на смерть только человек,
знающий, за что умирает. Фромме подал команду, прогремел залп, жертвы
стали падать. Только Шевцова продолжала стоять нерушимо, неистово кричал
ребенок, полз к краю ямы и звал мать. Фромме, как разъяренный зверь,
подбежал к Шульцу: "В чем дело?" Выяснилось, что у фашиста испортился
карабин. Фромме приказал стрелять в Шевцову жандарму Коллендеру.
Раздался выстрел и Люба мертвою упала в могилу.
Отрывок из книги Кима Иванцова.
Гордость и боль моя - "Молодая гвардия"
В нашу компанию нередко наведывалась Любка Шевцова, с которой дружили Сергей Тюленин и я. Именно Любка, а не Любовь или там Любаша.
Все ее так называли. Причем непременно уважительно, а некоторые мальчишки чуть ли не благоговейно произносили то имя. Обращение "Любка" полностью соответствовало ее характеру. Она не была красивой, эта невысокая, говорливая, подчас острая на
язык, по-мальчишески подвижная, даже озорная, беспечная, как все в ее возрасте, одноклассница. Однако привлекала к себе внимание пресимпатичнейшей наружностью. И в стройной как березка фигуре, и в бесхитростном нежно-румяном, с едва заметными веснушками и чуть-чуть вздернутым носиком лице, и в располагающей к доверию улыбке, и в голубых, то лукавых, то с едва уловимой томной задумчивостью глазах, в которые хотелось смотреть и смотреть, постоянно присутствовало что-то такое, что притягивало к ней сверстников, заставляло искать ее
расположение.
Подобно нам с Сергеем, Любка сидела на задней парте, была (а возможно, казалась) беззаботной, уважала чувство товарищества, умела защитить себя от шпаны. Сегодня ее возраст равнялся бы восьмидесяти годам. Старательно напрягаю воображение, силюсь представить Шевцову старой, отягощенной годами и болезнями женщиной. Однако память неизменно возвращает меня в довоенный Краснодон. Я вижу Любку восемнадцатилетней. Такой она останется для меня навсегда. С раннего детства наша подружка увлекалась
физкультурой. А с приходом в школу заниматься физкультурой стала ежедневно. В этом немалая заслуга физрука. Василия Иосифовича Горбатова, большого энтузиаста своего дела, который любил повторять слова М. И. Калинина: из всех школьных предметов на первом месте должен стоять русский язык, на втором - математика, на третьем - физкультура. Как не удивительно, но в нашей школе-новостройке не было спортивного зала. Реальность эта сама по себе "невеселая", однако вместе с тем отрадная. С ранней весны и до поздней осени, а в хорошую погоду
и зимой, уроки физкультуры проходили на свежем воздухе. Там - турник, брусья, площадка для прыжков в высоту и длину, игры в волейбол. Шевцова не отставала от ребят, работала на гимнастических снарядах не хуже других ровесников. И здесь в полной красоте представала перед нами ее хорошо сложенная девчоночья фигура, особенно ладные, с несколько излишней, но привлекательной полнотой ножки. Словом, Любка была "своим парнем". В то же время в ней уже тогда наличествовала та особая, притягательная женственность, которая побуждала нас
обожать свою закадычную подружку.
В школьном дворе частенько проводились пионерские костры, с неизменными пирамидами физкультурников. Хорошо помню многие затейливые девчоночьи спортивные пирамиды, на вершине которых неизменно красовалась Шевцова.
Она любила природу. По ботанике и зоологии училась на отлично, активно занималась в кружке юных натуралистов, в нашей компании частенько ходила в степь. Мне неоднократно доводилось наблюдать, с каким восхищением слушала она
свист суслика, наблюдала за неутомимой работой пчел и быстрым бегом ящерицы, рассматривала удивительно простые и вместе с тем необыкновенно красивые полевые цветы, цветущие травы, кустарники. Особенно нравились нашей подруге цветы белой акации.
Шевцова жила по соседству, я нередко бывал у нее. До сих пор помню пахучие цветы в палисаднике их домика. Ухаживала за ними, как и разводила, - Люба. Это была ее обязанность, а точнее увлечение, еще точнее - любовь.
Иногда встречал я Любку
в библиотеке, то школьной, то шахтной. Интересовали ее книги о любви, живой природе, путешествиях и путешественниках, спорте и спортсменах. Из журналов чаще других она читала "Спорт", "Пионер", "Затейник", иногда заглядывала в "Крестьянку" и "Работницу".
Наша подружка была поздним ребенком, к тому же единственным в семье. Первоначально родители души в ней не чаяли, потакали всем желаниям, шалостям, капризам. Так родились в душе девчонки своенравие, непонимание значения слов "нет", "нельзя", "неположено".
В их семье работал один отец, Григорий Ильич. Мать, Ефросинья Мироновна, вела нехитрое домашнее хозяйство. Денег, как у большинства шахтерских семей, едва хватало, чтобы сводить концы с концами.
Когда Любка училась в седьмом классе, ей исполнилось 17 лет. Вхождение в возраст явно затянулось. К тому же у Шевцовой был сложный характер. Взрослея, девочка предъявляла к родителям все новые и новые требования.
На этой почве в семье стали возникать недоразумения, а то и ссоры. Временами,
показывая кипучую натуру, дочь надувала губы, проявляла непослушание, отпускала грубости, нередко уходила из дому без позволения родителей и пропадала неизвестно где до позднего вечера.
В этот переходной период строптивая девочка как никогда нуждалась в родительской, особенно материнской ласке, внимании отца и матери. Однако ничего такого она не получала. Ефросинья Мироновна была полностью занята работой по дому, заботами об обеспечении семьи. Мать хотела, чтобы дочь помогала ей по хозяйству. Однако та
ограничивалась лишь заботами о своем цветнике. Готовясь стать артисткой, большую часть свободного времени Любка пела, танцевала, занимаясь физкультурой, а то и просто дурачилась. Отец, Григорий Ильич, в котором дочь души не чаяла и любила его, пожалуй, больше матери, жил одной лишь шахтой. Домой приходил поесть да переспать. От своенравной девчонки откупался небольшими денежными подачками на мороженое или билет в кино.
Вызвать мать Шевцовой (об отце не говорю) в школу, даже на родительское собрание, дело
весьма проблематичное. Потому чаще учителя наведывались к Любке домой, чем ее родители приходили в школу. Училась наша подруга, как и большинство из нас. За поведение ее дважды выгоняли. Оттого, подобно Сергею Тюленину, дважды была второгодником, с той лишь разницей, что Тюленин пошел в школу с семи лет, а Любка, как тогда полагалось, восьми.
....
....
...От возникшей между нашей подругой и ее родителями отдаленности вскоре повеяло холодком. Любка все больше и больше пропадала в школе, кружках художественной самодеятельности, нашей компании, у нас дома - она дружила с Ниной. В предыдущих книгах о молодогвардейцах я рассказал о последнем подробно.
Такая Любкина жизнь не только не породила новых неодобрительных черт ее характера, а на удивление многих (в первую очередь учителей) способствовала
становлению у нее добросердечности, благожелательности, других достойных одобрения приличий. В этом заслуга как руководителей кружков художественной самодеятельности, так и ребят, в них участвовавших. В тех группах занимались мальчишки и девчонки увлеченные, поставившие перед собой определенные цели и упорно добивавшиеся их осуществления. У Любки тоже была мечта - она хотела стать артисткой, поэтому занятия в балетном, физкультурном и хоровом кружках были первой ступенькой к осуществлению задуманного. Что же касается прилежания, то этого доброго качества ей было не занимать. Уже в силу своего волевого характера и обостренного чувства собственного достоинства она не могла отставать от товарищей по группе. Словом, в седьмом классе Любка Шевцова во многом была другой девчонкой: более дисциплинированной, сдержанной, вежливой и не такой, как прежде, сумасбродной. К великому сожалению, эти добрые изменения в поведении и характере своей дочери ее родители проморгали.
Наверное, в силу особенностей своего характера Шевцова нередко
участвовала во многих наших забавах и проделках. Она, к примеру, зацепившись согнутыми в коленях ногами за перекладину турника, могла свеситься головой вниз так, что платье задиралось на голову. Или взобраться на крышу двухэтажной школы и на ее коньке сделать ласточку.
Певунья и танцорка, сообразительная и острая на язык, отчаянная и бесстрашная, она была своей, равной в любом мальчишеском коллективе. Словом, как удачно охарактеризовал ее Александр Фадеев: "Любка Шевцова - это Сергей Тюленин в юбке". Теперь,
с высоты прожитых лет, я понимаю, что в Любке был тот уникальный женский вариант "омальчишивания", который создал ей особое положение среди нас. Мы тянулись к тому, чего нам не хватало.
Любка не нуждалась в мальчишеской защите. Она себя в обиду не давала и могла собственноручно дать сдачи любому оскорбителю или задире. Однажды, во время стычки с драчливым одноклассником, один из его друзей предупредил Шевцову:
- Ты, рыжая, не очень...
Она крепко сжала
небольшие кулачки. Из ее мгновенно позеленевших глаз стали вылетать мелкие искорки. Так случалось всякий раз, когда подруга наша была в гневе.
- Кто назвал меня...
Ребята мгновенно притихли.
- Ну, что же вы?..
- Я сказал, - мальчишка на целую голову выше Шевцовой с вызовом усмехнулся и шагнул вперед.
- Во-первых, - Любка загнула мизинец левой руки, - волосы у меня не рыжие, а каштановые... соображать надо, -
крутнула пальцем около виска того пацана. - Во-вторых... - она неожиданно схватила обидчика за шевелюру, наклонила его голову и немедля дала хлесткого шлепка.
- Ну и ну!
- Откуда она такая скаженная свалилась!
- Девчонка, а смотри что вытворяет! - удивленно-восторженные возгласы раздавались со всех сторон.
Парнишка попытался было дать сдачи, однако между ним и Шевцовой тотчас выросла стена из Любкиных
подружек.
- Не тронь ее!
- Сам виноват!
После уроков классная руководительница Анна Алексеевна Буткевич оставила нас на воспитательный час.
- У каждого человека, - назидательно изрекала учительница, - свой характер. Это понятно и естественно. Однако решать споры силой... - строго посмотрела на участников недавней потасовки.
Мальчишка промолчал, а острая на язык Любка не сдержалась:
-
А если он слов не понимает?
- Подошла бы ко мне...
- Ябедничать? - Шевцова откинула прядь волос, гордо вскинула голову. Не ожидая ответа на свой вопрос, решительно выпалила: - Еще раз попробует...
Больше Любку никто не задевал. Что же касается недавнего обидчика, то вскоре в кругу сверстников он с нескрываем умилением и к немалому удивлению всех заявил:
- Что ни говорите, а Шевцова самая красивая девчонка в нашем классе. Одни
каштановые волосы чего стоят. - Слово "каштановые" одноклассник произнес с явным восхищением.
С того дня за Любкой прочно закрепилось прозвище Каштанка. В нем не было ничего ругательного, грубого, обидного. Больше того, еще одно прозвище нашей подруги все выговаривали доброжелательно, вежливо, с улыбкой.
Шевцова, как я уже говорил, имела еще одно прозвище - Любка-артистка. Для этого наличествовали веские основания. Любка не только завидно танцевала и превосходно играла на
гитаре, она еще околдовывала нас пением. В ее репертуаре преобладали шаловливые, а то и жаргонные песенки. Бывало, ткнет пальцем кого-то из огольцов и тут же зальется:
Когда тебя мать рожала -
Вся милиция дрожала,
Чтоб ты не был уркаганом
И не лазил по карманам...
А то вдруг вздохнет тоскливо и тревожно затянет:
Громче струны гитары звените,
Моей песне приходит конец,
Я девчонка совсем молодая,
А душе моей тысяча лет.
Перед войной, когда мы заканчивали седьмой класс, в узком кругу сверстников мне довелось слушать Любкины песни иного склада. Щемящий душу народный напев их, как и дрожащий голос исполнительницы, так завораживали, что невольно забывалось все на свете. Была только она, Любка, ее горечь, ее переживания, ее надежды. Одна из тех песен начиналась так:
Сухой бы я корочкой питалась,
Студену воду я б пила,
Тобой, мой милый, любовалась
И тем довольная была...
До чего же искренне и трогательно звучал ее голос. Сколько было в нем любви и грусти. Чувствовалось - вдохновение исходит из глубины Любкиного сердца. Кто
хоть раз услышал то пение, уверен, запомнил его на всю жизнь. То был голос просыпающейся девичьей души, то была мечта о большой и красивой любви. Правда, выводила также песни Любка редко, к тому же в минуты неожиданно возникавшего и только ей известного порыва вдохновения.
Это всего лишь мои наблюдения, мои воспоминания и раздумья. Вполне возможно, я чего-то недопонимал, чего-то не досмотрел, что-то не так понял в жизни школьной подруги, "неблагополучной девчонки", которая стала Героем Советского Союза в
дни страшных испытаний, выпавших на долю нашего поколения.
Воспоминания о Любе Шевцовой, Герое Советского Союза, одной из активнейших подпольщиц Краснодона.
Мы, Пикалова
Анастасия Николаевна, Заболоцкая София Стефановна и Попова Мария Дмитриевна,
находились под арестом в гестапо г. Ровеньки Ворошиловградской
области.
31 января 1943 года всех арестованных женщин
и моих подруг увели на работу. Полицай Мухин приказал мне остаться в камере. Через
некоторое время меня повели на допрос. Когда я уходила, в камере никого не
было.
По возвращении я увидела трех новых лиц: женщину
лет 40 и двух молодых девушек. Внешность одной особенно запомнилась: матовый цвет
лица, локоны светлых волос ниспадали на плечи.
Одета она
была в тёмно-синее пальто и чёрный жакет. Это была Л.
Шевцова.
При знакомстве женщина назвалась
учительницей из г. Чистякова, по фамилии Можора, девушка назвалась Раей
Лаврентьевой, а вторая сказала: "Я Любка Шевцова, партизанка из Краснодона". Меня это
насторожило: немцы могли подослать провокаторов. Мы вели общие разговоры: Кто?
Откуда? За что арестовали? Как допрашивают. Я говорила о себе то, что говорила на
многократных допросах.
Когда пришли в камеру все
арестованные подруги стали спрашивать меня о допросе. Я им сказала, что
было.
Мы легли спать. В темноте я не заметила, как Люба
легла рядом со мной. Мы с ней разговорились шёпотом. Она мне сказала: "Я вижу, что ты
мне не доверяешь". И рассказала о себе, что она училась в спецшколе, что она радистка, у
неё есть рация. Сказала о подпольной организации, что они вели большую работу по
борьбе с фашистами, но нашёлся предатель и выдал организацию. Подавляющее число
погибло, осталось несколько человек. Её взяли в Ворошиловграде. Наш разговор
прервали: Любу повели на допрос. Мы с нетерпением и ужасом ждали её возвращения.
Она сказала, что её допрашивал Орлов. Нам было понятно, как её допрашивали. Он её
избил, требуя назвать коммунистов, которые ими руководили.
В течение 1, 2, 3 и 4 февраля мы вместе ходили на работу, говорили мало. Мы
советовали Любе бежать. Она все время был серьёзна, сосредоточено о чём-то думала.
Она сказала: "Я знаю, что меня ожидает. Жаль маму: она совсем одна осталась. А папка
ничего уже не узнает о своей Любаше".
Люба считала, что её
повезут на допросы в Ворошиловград и товарищи её освободят по
дороге.
Но немцы отступали, торопились. Вывесили траурные
флаги по случаю разгрома в Сталинграде.
Четвертого февраля
после работы в камеру зашёл полицай и приказал нам выйти с вещами. Мы стали
прощаться. Люба написала на маленьком листочке свой домашний адрес и незаметно
сунула мне в руку, сказав: "Обязательно сходи к моей маме в гости". Нас увели и
сообщили нам, что нас освобождают.
На следующий день
мы пришли в канцелярию гестапо за документами. Мы увидели Любу в коридоре гестапо.
Она мыла полы и задумчиво смотрела в окно. Мы кивком головы поздоровались с ней,
при выходе также попрощались. Я ей шепнула, проходя мимо:
"Беги!".
Как-то Мухина Е.М. пришла с работы из гестапо
и сказала, что Любу закрыли в одиночную камеру. Мы знали, что это делают перед
расстрелом.
Вечером старший переводчик гестапо сказал
Мухиной (он стоял у неё на квартире), чтобы его разбудили в половине шестого, ему надо
будет присутствовать при расстреле: начальник гестапо хочет посмотреть как будут вести
себя при расстреле молодые люди.
Дорога в лес проходила
мимо дома Мухиной и через окно смотрели, как вели на расстрел. Мужчины шли босые
по снегу, в одном нижнем белье. Последняя тройка была женская: Люба и две женщины.
Одна из них несла ребёнка. Я не представляю, как у Любы хватило силы воли идти на
смерть с гордо поднятой головой.
Адрес, написанный Любой,
я передала в музей, а сейчас он хранится в архиве ЦК Комсомола Украины. Просьбу
Любы я выполнила: ездила к её родителям, была в музее Краснодона и Ровеньковском
музее "Памяти погибших". Когда приезжала в Ровеньки, всегда ходила на могилу героев
и носила цветы.
Пикалова, бывшая разведчица Сов. Армии.
"Передайте всем - я люблю
жизнь..."
(к 60-летию со дня рождения
члена штаба подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия" Героя
Советского Союза Любови Григорьевны
Шевцовой).
Низко
склонив головы перед памятью юных краснодонских, проходим мы по залам
музея "Молодая гвардия", разглядываем многочисленные экспонаты, читаем
пожелтевшие от времени страницы тетрадей, дневников и словно слышим
живые голоса...
Вот что пишет в своём
сочинении про первую встречу с мужеством ученица 10-ого класса нашей
школы Оксана Слободян: "Затаив дыхание, по крутым ступенькам спускаемся в
тёмные подвалы Ровеньковской городской больницы, где в период оккупации
размещались казематы окружного гестапо. В камере смертников, над дверью
которой фашисты прибили дощечку с циничной надписью: "Оставь надежду
всяк сюда входящий", останавливаемся перед окровавленной стеной. Небольшая
лампочка освещает надписи на ней. "Умираю за Родину...", "Живые, отомстите
за нас", "Умру, но не сдамся". Это стена мужества.... Тут, в этой холодной
камере, провела последние минуты своей жизни и наша Люба. Спазмы
сдавливают горло, слёзы текут из глаз... Мы клянёмся перед этой стеной, Люба,
что никогда не предадим дело за которое отдали жизнь ты и твои друзья-молодогвардейцы.
Нет, камни этой стены не
молчат! "Мама, я тебя сейчас вспомнила. Твоя Любаша". "Прошу простить
меня. Взяли навеки. Шевцова". Прожито только 18. Какая великая сила духа
была у неё, что такая юная, она смогла вынести нечеловеческие пытки и не
сломалась.
Про что думала Люба в последние
минуты жизни? Может про то, что мама учила быть честной и доброй? А может
про то, что от сердца матери, которая отдала молодость грозным годам
гражданской войны, загорелся огонь в её сердце беззаветной любви к
Родине?
Да жаль, что не довелось мне
встретиться с Ефросиньей Мироновной, которая до конца дней своих была
неутомимым пропагандистом подвига молодогвардейцев. Но остались навечно в
памяти моих воспитанников сердечные встречи с отцом героини Григорием
Ильичём. После смерти Ефросиньи Мироновны он остался жить в том домике на
Первомайке, где семья жила в годы оккупации. Мы подошли к обычному для
Краснодона одноэтажному домику. На стене - мемориальная доска "В этом доме
жила член штаба "Молодая гвардия" Герой Советского Союза Шевцова Любовь
Григорьевна." Во дворе небольшой садик с белой акацией - любимым Любиным
деревом. Она и посадила этот садик. Хозяин любезно пригласил, мы вошли в
большую комнату со столом посредине и висячей лампой над ним в шёлковом
абажуре. У стены у окна - белоснежная постель с аккуратно заправленными
подушками под тюлевой накидкой, на стене - знакомый миллионам людей
портрет. В комнате Любы всё сохранилось так, как было при
ней...
Мы сидим, тесно прижавшись друг к другу,
боимся пропустить хоть одно слово, сказанное Григорием Ильичем - знатным
шахтёром, ветераном шахтёрского труда...
С
1915 по 1917 год Григорий Ильич был в окопах первой мировой. С 1917-го -
боец 1-ого Самарского полка Красной Армии, в которую вступил добровольцем.
Потом 4 года боёв на дорогах гражданской войны. Под Царицыном он уже
командовал комендантским взводом, а в полевом госпитале служила санитаркой
Ефросинья Мироновна. Там, в Царицыне, они и поженились. В 1924 году 8
сентября в семье родилась единственная дочка.
"Любаша любила жизнь, её красивое разнообразие, - сказал Григорий
Ильич. - Всегда и везде она была первой: и в юннатском кружке, и в спортивных
соревнованиях, и в художественной самодеятельности. Играла на гитаре, пела,
умела танцевать.
Училась Люба в СШ N4 имени
Ворошилова вместе с Сергеем Тюлениным, сестрами Иванцовами, Юрием
Виценовским, Виктором Третьякевичем и другими будущими
молодогвардейцами. Одновременно с учёбой в школе она посещала балетную
студию при клубе им. Ленина. В выходные дни она любила далёкие прогулки за
город, на зависть мальчишкам прыгала в речку с крутого берега, лазила по
деревьям, не давала в обиду слабых и могла приструнить
озорников...
Однажды во время встречи с
молодёжью Ефросиния Мироновна рассказала: "Красавицей её не назову, но
привлекала она к себе людей радостной улыбкой, весёлым характером.
Светлорусая, синеокая. Чёрные брови дугой. Такой была моя Любаша. Одна у
нас она была. Любознательной была. В 4-ом классе сидела за одной партой с
Серёжей Тюлениным. Рассадили их в разные концы класса быстро, потому что
они устроили соревнование, кто лучший стрелок из рогатки. Прозвище
"Тюленин в юбке" закрепилось за ней надолго. Непоседливая была, энергичная
и хозяйкой хорошей - и шила, и убирала дома, и всё, бывала, напевала: "Идём,
идём, весёлые подруги..."
В феврале 1942 года бюро
Краснодонского райкома комсомола вынесло решение о приёме в члены
ВЛКСМ Любови Шевцовой. Необычно серьёзная принесла она домой
комсомольский билет, присела рядом с матерью на диван и тихо
промолвила:
"Ну вот я и
комсомолка".
Участвуя в агитбригаде, Люба
выступала на призывных пунктах, на шахтах, в колхозах района. После
нескольких неудачных попыток уйти на фронт она выбрала себе профессию
радистки-разведчицы. Профессия эта потребовала особых качеств. В
Краснодонском музее экспонируется заявление Любы, датированное 31 марта
1942 г. "Прошу начальника НКВД принять меня в школу радистов, т.к. я желаю
быть радистом нашей Советской страны, служить честно и добросовестно. А
после окончания этой школы я обязуюсь выполнять все задания в тылу врага и
на фронте. Гордо и смело выполнять боевые задания Родины. Прошу не отказать
в моей просьбе. Шевцова". Перед оккупацией Краснодона командование
назначило место пребывания радистки. Рация остаётся в Ворошиловграде, а сама
разведчица должна вернуться в Краснодон и там собирать данные, которые
потребует советское командование.
Когда Люба
вернулась домой, в городе уже действовала подпольная комсомольская
организация, и девушка без раздумья вступила в неё активным членом, и через
некоторое время была выбрана в штаб "Молодой
гвардии".
Ефросинья Мироновна рассказывала:
"Часто приходили к нам ребята: Третьякевич, братья Левашовы, Попов. С
гитарами - как будто концерт готовят. Слышу как-то Виктор Третьякевич
шепчет:
"После полуночи около
террикона..."
Я и сказала: "Время такое, а у тебя
гулянки в голове". Дальше хуже - целыми днями дома не бывала, а мне
объясняла, что в Ворошиловград за солью ходила. Я же её срамила: "Опомнись,
Люба, люди говорят, что ты с немцами гуляешь".
Она, бывало, посмотрит на меня жалобно, а потом скажет, что отца ищет
по лагерям. Я верить не верила, но и не верить не могла, а Люба так мне и не
говорила про подполье.
В начале декабря долго
перед зеркалом сидела, губы красила и сказала, что идёт в клуб выступать.
Снова я её срамлю: "Перед немцами выкаблучивать идёшь". Смолчала дочка, а
вернулась поздно, легла в постель, не раздеваясь".
А на следующий день не только мать, а и все в Краснодоне уже знали, что
дотла сгорела биржа труда вместе со всеми документами на юношей и девушек,
которых фашисты готовились вывезти на каторжные работы в Германию. Никак
не думала Мироновна, что операцию по поджогу биржи по поручению штаба
"Молодая гвардия" выполняла Люба вместе с Сергеем Тюлениным и Виктором
Лукьянченко. И уже после войны стало известно ей про те важные радиограммы,
которые посылались в Центр в тяжкое для Родины время - конец 1942 года. Под
каждой из радиограмм стояла короткая подпись "Буря" - позывной Любы
Шевцовой.
Не знала мать и того, что Новый 1943
год прервёт короткую жизнь Любы и её товарищей-молодогвардейцев. Впервые
открылась дочка матери лишь тогда, когда в городе начались аресты, когда
подлый предатель написал в полицию донос.
Наскоро собралась и ничего не говоря, спешно выехала в Ворошиловград.
Она ещё хотела связаться с командованием Красной Армии и попросить помощи
молодогвардейцам. Там же её арестовали 8 января 1943
года.
На базаре Ефросиния Мироновна услышала,
что в городскую полицию привели какую-то артистку, которая прятала рацию. И
хотя жила в постоянной тревоге за дочку, не подумала, что это
Люба.
В фонотеке нашего клуба есть запись рассказа
Ефросиньи Мироновны. Часто её живой голос звучит на больших праздниках,
линейках и вечерах, посвящённых молодогвардейцам.
"Потом к нам пришли немцы и привели с собой Любу, - продолжает мать
героини. - Переодеваясь за шкафом, она успела шепнуть мне: То, что в
чемодане, сожги". Увезли её, а я сразу к чемодану. Открыла - там пачки бумаги,
перевязанные шпагатом. Быстро побросала их в печь. Не успело ещё сгореть всё,
как явился проклятый Соликовский с немцами, устроили обыск, но в печь
заглянуть не догадались - там догорали бумаги. Чемодан, как выяснилось позже,
принадлежал Жоре Арутюнянцу, в нём были готовые
листовки...
Жестоко пытали гестаповцы юную
подпольщицу, но она насмехалась, на вопросы следователя не
отвечала.
Утром 9 февраля 1943 года Любу
вместе с товарищами - Олегом Кошевым, Дмитрием Огурцовым, Виктором
Субботиным и Семёном Остапенко вывели на расстрел. Повернувшись к тем,
кто ещё остался в казематах гестапо, Люба обратилась ко всем нам - нынешнему
и будущему поколениям советского народа: "Передайте всем - я люблю жизнь.
Впереди у советской молодёжи ещё не одна весна и не одна золотая осень. Будет
ещё чистое мирное небо и светлая лунная ночь, будет ещё очень хорошо на
нашей дорогой Советской
Родине".
Николай Иванович
Коваленко.
Военрук СШ N10,
руководитель
школьного героико-патриотического
клуба
"Молодогвардеец"
г.
Кировоград.
В истории "Молодой гвардии" важная роль принадлежит члену штаба Любови
Шевцовой. Это была воистину героиня, патриотка, которая самозабвенно
любила свою Отчизну, буду активным членом подпольной организации, она
сочетала борьбу бойца незримого фронта, нелегкую работу
радистки-разведчицы в тылу врага с работой в "Молодой
гвардии".
Летом 42 г. Любовь Шевцова 18-летняя
стала курсантом спец. школы. Освоила рацию, включилась в борьбу с
оккупантами.
Луганский областной комитет направил
в органы безопасности лучших коммунистов и комсомольцев, среди них была и
Любовь Шевцова. Ей доверили важную работу - наладить связь с одной из
подпольных диверсионных групп, засланной для работы в оккупированный
Луганск. Она состояла из 5 человек, которые жили до оккупации в Луганске и
хорошо знали окружающую местность.
Перед ними
стояло задание - чинить диверсии на промышленных объектах и коммуникациях
врага, вести разведку среди немецких и итальянских войск в Луганске и других
населённых пунктах области. Для связи с центром группа имела рацию, 2
комплекта питания для неё. Рация Любы Шевцовой сначала была в тайнике,
находилась в доме N56 по улице Заречная, слесаря водопроводчика завода им
Октябрьской революции Андрея Наумовича Чеканова. Через некоторое время
выяснилось, что местная полиция проявляет интерес к дому Чеканова. Любовь
Шевцова с членами группы унесла рацию в другое место. Сама же она
поселилась у члены группы под видом его
племянницы.
В это время в Луганске расположились
различные гитлеровские карательные органы, в том числе СД, ГФП, гестапо и
жандармерия. Для борьбы с советскими патриотами они широко использовали
местную полицию. В Старобельске расположился так называемый
"Мовдекопф-Гасбн" - передовой пост немецкой контрразведки, руководимый нацистом
Фельске, в задачу которой входило ловить советских разведчиков. Фельске
установил тесную связь с немецкими органами в
Луганске.
Угроза провала Чеканова сильно
затрудняла действия группы. Но несмотря на опасность Люба Шевцова
неоднократно устанавливала связь с Центром, передавала наиважнейшие
сведения.
Вскоре полиция арестовала одного из
членов подпольной группы как антифашистски настроенного. Но так как
никаких данных про его связь с советской разведкой полиция не имела, он был
освобождён. Однако неосторожность этого члена группы остановила работу
Шевцовой. В августе 1942 г. в квартиру, где она жила, вошли два немца и с ними
третий, одетый в штатское. Они заинтересовались особой Шевцовой и пытались
узнать где она сейчас пребывает. Люба в это время была у родителей в
Краснодоне. Приехавши в Луганск и узнавши о посещении немцев, она
переехала.
Появляться в Луганске девушке было
небезопасно, но несмотря на это она ещё много раз приезжала в город, пыталась
установить связь с руководителем группы. Ряд обстоятельств давали повод
думать, что немцы напали на след Шевцовой. Будучи в Луганске, Люба один раз
заметила на улице знакомого, который шёл рядом с немецким офицером. Это
был некий Козюбердин, он знал Шевцову. Люба не подозревала, что
Козюбердин - бывший подхорунжий белоказацких войск, который до войны
скрыл своё прошлое, втёрся в доверие у Советской власти. С оккупацией города
он пошёл на службу к фашистам. Козюбердин, встретя Любу в городе, мог
нанести непоправимый вред группе. Зная это, Люба, рискуя жизнью, попыталась
забрать рацию и вывести её в Краснодон. Но установить связь с командиром
группы так ей и не удалось.
Сохранилась её записка
командиру группы, написанная маслом на обрывке нотной бумаги: "Я была у
вас, что у вас за поганое место. Если вам будет плохо жить здесь, то попробуйте
пробраться ко мне, у нас еды значительно больше. А без моего разрешения
ничего не делайте. Я, может быть, вывезу или вынесу понемногу все свои вещи.
Если придёте ко мне, мой адрес: г. Краснодон, ул. Чкалова
27."
Шевцова не знала, что в это время её рация была
уничтожена руководителем группы. Лишь в последний момент стало ясно, что
немецкой разведывательной организации "Мельдеконф-Тайн" стало известно,
что Шевцова была радисткой. Были предприняты действия к её розыску. В
розыске принимали участие шеф этой организации Фельске, его помощник
Купо, предатели Родины Козюбердин, Шаповалов и Павлик А., которые знали
Шевцову. Обеспокоенный участью группы, Центр в районе К.п. Макаров Яр -
Давыдовка Новосветловского района заслал в тыл врага своего представителя
для связи с группой и оказания ей практической помощи. Представитель Центра
разыскал Шевцову в Краснодоне, дважды был у неё. Не имея рации, Шевцова
через представителя Центра продолжала держать связь с советской разведкой и
передавала ей ценную информацию. Кроме того, будучи членом штаба
"Молодая гвардия", она принимала активное участие в борьбе краснодонского
подполья с оккупантами.
После провала "Молодой
гвардии" Шевцова 1 января 1943 г. была арестована Краснодонской полицией и
со своими боевыми товарищами по подполью месяц находилась в тёмных
камерах. Вместе с ними она мужественно переносила пытки и
муки.
Луганскому СД стало известно, что в числе
арестованных молодогвардейцев находится и Шевцова, которую немцы
разыскивали как радистку-разведчицу. В Краснодон немедленно выехал
спецработник для её допроса. С этого времени ей занималось СД, местной же
полиции и жандармерии было дано распоряжение никаких самостоятельных
действий не предпринимать. На допросах немцы пытались добиться от Любы
сведения о связи с советской разведкой, заставить найти рацию, узнать, с кем
она была связана по разведывательной работе.
К
допросам Любы Шевцовой подключили предателя Родины, старшего
следователя полиции Усачёва, предполагая с его помощью ускорить признания
Шевцовой.
Но и этот ход ничего не дал. В
начале 1943 года гитлеровские войска под могучими ударами частей Красной
Армии быстро откатывались на запад, и Краснодон снова стал прифронтовым
городом.
Немцы и их приспешники все сильней
преследовали местное население. Жандармы и полиция готовились к эвакуации.
В списках полиции увеличивалось число патриотов, ждавших своей участи.
Среди них была Люба Шевцова и ещё три молодогвардейца: Остапенко,
Огурцов и Субботин. Остальные члены "Молодой гвардии" уже были
расстреляны.
Бывший следователь полиции Усачёв в
процессе следствия и суда признал, что Люба, несмотря на пытки в застенке
краснодонской полиции, ни в чём не призналась. 31 января 1943 года под
конвоем солдат Люба была доставлена в Ровеньки. Там её несколько дней
держали в полиции. Допрашивал её начальник полиции Орлов, он пытался
добиться у героической комсомолки признания, где находится рация, как и с кем
она держала связь.
Оказавшись в 1949 г. в руках
советского правосудия, обвинённый в своей предательской деятельности Орлов
рассказал, что при допросе Шевцовой никаких показаний от неё не
добился.
Она категорически отказывалась давать
какие-либо показания, называя Орлова и его помощников зверями. Из
ровеньковской полиции Шевцову передали в жандармерию, которой руководил
лейтенант Венер и его заместитель Фромме. За 9 месяцев оккупации
Ровеньковского района руководимой ими жандармский взвод с полицаями
причинили множество злодеяний. Они расстреляли значительное число
патриотов и всё еврейское население. Гремучий лес стал местом гибели борцов
за освобождение Родины. Прибывший в Ровеньки Веннер сразу же собрал весь
состав взвода и объявил, что расстрелы будут основной работой
жандармов.
Позже советским правосудием были
разысканы и привлечены к уголовной ответственности Шульц, Древитц,
Шредер, которые прибыли из Магденбурга в 1942 г. в составе зловещего отряда.
Им же верно служили переводчиками в жандармерии предатели из числа
немцев-поселенцев. Подвал городской больницы ровеньковская жандармерия
превратила в камеру пыток, где мучились патриоты. Много узников подвала
видели там Шевцову. В жандармерии её допрашивали Венер и Фромме.
Девушку били потом её кидали в холодную камеру. Волевой нрав,
жизнерадостность и хладнокровность Любы выводили из себя фашистов.
Измученная, она ещё находила силы петь в камере песни, подбадривать
товарищей. Каратели усилили охрану арестованных.
Люба знала, что ей угрожает смерть, но не просила пощады. Очевидцы
рассказывают, что в день её расстрела - 9 февраля 1943 года в камеру зашёл
кто-то с жандармом. Заметив Любу, спросил, почему в тюрьме такая молодая
девушка. Люба плюнула фашисту в лицо и сказала: "Я - молодая партизанка,
разумеешь, гад!".
Жандарм Шульц, который
принимал непосредственное участие в расстреле Любы Шевцовой, приказал
чтобы расстреляли её в Гремучем лесу, вместе с группой советских граждан, в
которой было 5 человек и женщина с 3-летним ребёнком. Шульц приказал,
чтобы на месте казни Люба стояла гордо выпрямившись, с её головы упала белая
шапочка, открыв белые волосы. Так смело и бесстрашно может идти на смерть
только человек, который знает, за что умирает. Фромме подал команду,
прозвучал залп, жертвы стали падать. Только Люба Шевцова продолжала стоять
нерушимо и не своим голосом кричал ребёнок, лез к краю ямы и звал мать.
Фромме, как разъярённый зверь, подбежал к Шульцу: "В чём дело справа".
Выяснилось, что у фашиста испортился карабин. Фромме приказал стрелять в
Шевцову жандарму Коллендеру. Прозвучал выстрел, и Люба Шевцова упала в
могилу.
Документ из архива музея Московской школы N312
Подтверждение
Примерно в Сентябре м-ц 1942 г. на квартире остановились три человека
немцев. У них с собою было радио и телеграфный аппарат "Морзе" по которому
немец-радист или телеграфист передавали донесение своим. В это время в
комнате всегда бывала Люба Шевцова, которая внимательно
слушала.
Молодой немец у неё спросил: "ты
партизан?" Люба ответила: "Нет". Но она всё слушала и потом куда-то уходила.
Как потом мы узнали, Люба уходила на кухню или к Машкову Жене и там все
переписывала и передавала наверно Красной Армии.
Мы также подтверждаем, что к Любе часто ходили молодые люди и
готовили какой-то концерт. Я, Ласточкина, соседка по квартире, слышала сама
как Люба после песни очень долго что-то шептала своим людям, а потом если
кто стукнул в дверь, они пели.
Я Ласточкина,
Морозова Полина и Павлова Екатерина Ивановна - проживающая Ул
Петровского дом N9 своими глазами видели как на октябрьские праздники висел
красный флаг на доме Райпотребсоюза по ул. Чкалова. Этот флажок висел до
прихода Красной Армии.
На крыше из красной
черепицы была снята черепица и из чердака был поднят флажок. Но цвет флажка
сливался с цветом черепицы.
Все это мы
подтверждаем.
Жители дома Шевцовых: Ласточкина -
соседка
Ул Чкалова д. 25 кв. 3 Морозова Полина -
соседка
Ул Петровского, д Павлова Е.И. - знакомая
Шевцовой
6/VII - 43
г.
Беседовал инстр. Ворошиловградского ОК ЛКСМУ
В. Тараканов.
РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 331
ШЕВЦОВА ЛЮБОВЬ ГРИГОРЬЕВНА (1924- 1943).
Герой Советского
Союза, член штаба "Молодой
гвардии".
(Из книги В.Васильева
"Краснодонское направление")
Перед одноэтажным домиком -
несколько кленов. С вершин их, наверное, видно всю Первомайку и пол-Краснодона.
Трудно представить эти развесистые деревья маленькими зелеными прутиками высотой
с тринадцатилетнюю девочку, которая посадила два из них под окнами своего дома
перед войной. Я побывал в этом доме, - когда были живы родители Любы
Шевцовой.
- Заходите, милости просим! - приглашали
Ефросинья Мироновна и Григорий Ильич Шевцовы.
Беседовали за
широким столом, покрытым клеенкой. Родители Любы вспоминали, что здесь когда-то
собирались многие молодогвардейцы: жизнерадостный, общительный Виктор
Третьякевич, молчаливый Василий Левашов ("От него разговору не было", - замечает
Ефросинья Мироновна), заглядывали сюда озорной Сергей Тюленин и погруженный в
свои мысли Анатолий Попов. Ребята собирались перед тем, как идти в клуб
имени А. М. Горького, который в конце 42-го года стал штаб-квартирой "Молодой
гвардии". Здесь проходили репетиции перед концертом, здесь шепотом передавали
друг другу содержание последних сводок Совинформбюро, в быстрых и горячих спорах
тут созревали и принимались важные решения. Ведь Любины гости - Иван Туркенич,
Виктор Третьякевич, Сергей Тюленин, Иван Земнухов, Василий Левашов, как и сама
юная хозяйка дома, были членами штаба комсомольского
подполья.
- Наша Люба всегда боевая была,- вспоминала
мать.- И в школе, и после. Бывало, выпадет снег, девочки собьются в кучу у
школы, боятся идти - натрут же мальчишки. А Люба появилась - конец страхам. Все
знали, что она любому даст сдачи.
- И
Тюленину?
- А вы думали? И Сереже
перепадало...
При таких встречах, как эта, всегда
стараешься представить себе, как тут все было в те годы.
-
Люба сиживала за этим столом?
- Ну, как же! Вот это и есть
Любино место.- Мать подняла, откинула клеенку с одного края стола, с другого.-
Вот здесь... Нет, вот она... Видите от метину? Как-то Люба гладила платье,
отвлеклась и прожгла утюгом...
Когда я смотрел на
почерневший от времени коричневый треугольник, меня прожгла мысль: что все это
было. Как все-таки маленькая бытовая подробность порой помогает пережить былое,
словно оно происходит на твоих глазах.
- А та ладанка, что
в музее хранится, как она к вам попала?
- В сорок третьем,
в феврале... Когда горе это подошло - хоронить нам своих детей...- На минуту
мать замолкла, приложила платок к глазам.- Так я в складках дочкиного платья
нашла эту ладанку. А тогда одно было на сердце; это она своими ручечками
зашивала, не дам... Не дам никому... Прошло время, прочитали, что там зашито
было,- оказалось, шифровка...
- Других фотографий Любы не
сохранилось?
- Был у нее альбом. И такие там хорошие
фотографии! В цыганском платье. Нарядиться, приодеться любила. Прозвище у нее
было: Артистка Орлова... Но когда арестовали, велела все сжечь. И жалко теперь,
да что поделаешь...
- А как Люба
выглядела?
- Красавицей не была, нет. Глаза синие,
как пролески, и маленькие конопушечки. Очень она эти конопушечки переживала,
боялась, чтоб рыжей не дразнили. Бабушка, бывало, успокоит:
"Семнадцатая вода все отмоет"... И так и было. Не то, чтоб красивая, а
приглядчивая была... И сроду я Любу не видела сердитой. Все с улыбкой, с
шуткой, с
танцами...
"Ветка рябины"
(Из книги Галины Плиско
"Матери Молодогвардейцев")
На центральной площади
Краснодона, возле памятника "Клятва", уже давно не видно невысокой полной
женщины. Серыми глазами, окруженными сетью глубоких морщин, она, бывало,
пристально всматривалась в запечатленные в бронзе лица дочери и ее друзей, что
застыли, устремив взор в голубую дымку над горизонтом, откуда встает из-за
пологих донецких холмов и островерхих терриконов искрящееся
солнце.
Пока могла самостоятельно передвигаться, приходила
она на площадь. Те, кто видел ее здесь в последний раз, рассказывают, что она
принесла и положила у памятника ветку огненно-красной рябины. Как капли крови,
пламенели на темном граните гроздья ягод, а женщина долго стояла в молчаливой
задумчивости, склонив белую, будто снегом усыпанную голову. О чем были ее мысли,
что хотела сказать своей Любе, мы не знаем и теперь не узнаем никогда: Ефросиньи
Мироновны Шевцовой нет уже в живых.
Но осталась о ней
добрая, светлая память в сердцах тысяч школьников, юношей и девушек, ветеранов -
всех тех, кому рассказывала она о Любе и ее товарищах во время волнующих встреч,
проходивших не только в Краснодоне, но и в других городах страны, тех, кто
близко знал ее многие годы, и тех, кому довелось с ней увидеться хоть
раз.
Несколько коротких личных встреч, воспоминания близких
и ее самой помогают представить жизненный путь этой обаятельной сердечной
женщины, силу ее материнской любви, ту обстановку, в которой кристаллизовался
характер Героя Советского Союза Любови Шевцовой.
На
Изваринском руднике, где Григорий Ильич Шевцов работал забойщиком, родилась 8
сентября 1924 года девочка - словно солнечный зайчик поселился в квартире. В
1927 году переехали Шевцовы в Краснодон. Здесь и прошли Любины школьные годы.
Ефросинья Мироновна не могла нарадоваться на единственную дочь - росла она
боевой и веселой, хорошо училась. Первой была на уроках физкультуры и на
воскресниках, не давала спуску задирам-мальчишкам.
Зная,
как любит девочка животных, как охотно занимается в школьном кружке юннатов,
подарила ей Ефросинья Мироновна ежа и черепаху.
- Смотри,
мать, не слишком балуй Любку,- ворчал Григорий Ильич, а сам сдержанно улыбался,
наблюдая, с каким восторгом приняла Люба мамин подарок.
-
Кто животных любит, тот и человеку плохого не сделает,- отвечала ему жена, в
глубине души тоже опасаясь, чтобы в безмерной родительской любви и достатке
единственная дочь не выросла самолюбивой, избалованной
привередницей.
Еж Мишка и черепаха Улита так привязались к
Любе, что удивляли даже взрослых. Как только девочка садилась завтракать, они
выползали из своих уголков и усаживались возле ее ног.
-
Мамочка, и они голодные,- смеясь говорила Люба и наливала ежу молока, а черепаху
потчевала мясом. Животные не любили одиночества, и если Люба задерживалась после
уроков в школьных кружках, Мишка и Улита вылезали из дома, перебирались через
двор, где, дожидаясь дочку, сидела на скамейке Ефросинья Мироновна, и
присоединялись к ней.
Материны пожелания, чтобы вырастала
Любаша доброй к людям, отзывчивой и душевно щедрой, исполнялись в полную
меру.
- Купили мы как-то Любе красивые новенькие туфельки,-
рассказывала Е. М. Шевцова на одной из встреч с пионерами.- Пошла она в них в
школу вприпрыжку, с белым огромным бантом в русых волосах. А возвратилась... в
рваных тапках. "А где же туфли"? - спрашиваю.- "Ой, мам, я подарила их Нине. Она
сиротка, у нее нет никого, а я уж лучше в старых
перехожу".
Другой раз соседской девочке Люба отдала свое
пальто. Разве могла я наказывать свое дитя, когда у самой душа болела за тех
Любиных подружек и понятна мне была ее доброта.
Случалось,
иногда Люба приносила матери неожиданные огорчения. В основном, когда проявляла
дочь свое неуемное озорство. То вдруг вздумалось ей стрельнуть на уроке из
рогатки в своего соседа по парте Сережу Тюленина. Классный руководитель об этом
написала в дневнике, добавив, что теперь вынуждена рассадить неразлучных
друзей.
А однажды, встретив Ефросинью Мироновну в городе,
учительница А. Д. Колотович рассказала ей:
- Прихожу рано
утром в школу. Во дворе ребята стоят, головы вверх задрали. Я подумала, что
самолет летит. Посмотрела - и обмерла. На самом краешке крыши, возле сточной
трубы, стоит на одной ноге Люба - "ласточку" делает. Ребята сказали, на спор с
кем-то полезла. Потом, правда, приходила извиняться...
Не
миновать бы Любаше материнской нотации, да пока дошла Ефросинья Мироновна домой
на свою Первомайку, и сердиться перестала, себя не раз вспомнила. Разве в
гражданскую под Царицыном не лезла со своей санитарной сумкой в самые опасные
места? Может, и вправду, раздумывала, люди говорят, что яблочко от яблони далеко
не падает. И все же для порядка Ефросинья Мироновна пожурила дочку. Только Люба
и не подумала огорчаться. Она никогда не унывала, все с улыбкой, шуткой,
песенкой. На мать и вправду была похожа: прямотой характера, общительностью,
безобидным озорством. В руках горело все, за что бы ни бралась - убирать ли в
доме, вышивать или скроить себе новую кофточку.
Уезжая со
школой в колхоз на уборку урожая, Люба всегда возвращалась с букетом полевых
цветов, и тогда дом наполняли медовые запахи. Вместе с матерью они отбирали
синеглазые васильки, огненные маки, белоголовые ромашки. Разложив их на столе,
Люба спешила зарисовать всю эту живую красоту в альбом. По тем рисункам в долгие
зимние вечера она вышивала салфетки и дорожки, поражая всех своей тонкой
работой. Сидя за вышивкой, она часто просила отца или мать рассказать ей о их
юности.
Быстро бегала иголка с цветной ниткой в нежных
Любиных пальцах, а мать вспоминала ушедшие годы и будто молодела на глазах,
оживлялась.
Многодетной семье, где росла Ефросинья
Мироновна, жилось так трудно, что дети и хлеба не всегда досыта наедались.
Незадолго до революции умер отец, оставив пятерых сирот. Чтобы как-то
прокормиться, ушел поводырем со слепым по России младший двенадцатилетний брат.
Вслед за ним вскоре оставила родной дом и Фрося. В поисках поденной работы
попала она из Ростовской области Поволжье.
В тревожном
восемнадцатом гражданская война докатилась и до Царицына. В тяжелых боях
проливали свою кровь красноармейцы, и хоть была Ефросинья не очень грамотной, но
твердо решила, что место рядом с теми, кто воюет за новую жизнь. В месяцы
героической обороны провела Фрося среди бойцов, перевязывая раненых, спасая от
смерти тех кто споткнулся о вражью пулю на поле боя. Санитарка полевого
передвижного госпиталя, она ни раз получала благодарности от красного
командования за старательность, за удивительную
смелость.
Именно там повстречала свою единственна любовь,
свою судьбу - Григория Шевцова. Приметил он тоненькую, похожую на березку,
проворную санитарку в белой косынке, когда приходил сменить перевязку на раненой
руке. А потом, когда уже и зажила, зачастил Григорий к палатке с красным
крестом.
Был он человеком суровым, обветренным войной. В
окопах первой мировой, будучи на Западной Двине, познакомился с большевистской
"Правдой", в семнадцатом добровольно вступил в Красную гвардию в 1-й Самарский
полк. В горниле битв сложилась у него твердая убежденность в правоте дела, за
которое борются большевики.
В начале 1920 года Григорий и
Ефросинья поженились. Царицын - Симбирск - Тамбов - Самара - вот этапы боевого
пути воинской части, вместе с которой прошли молодые Шевцовы - он с винтовкой, а
она с санитарной сумкой.
В память о том времени остался
пожелтевший наклеенный на картон снимок. Сняты на нем молодыми Григорий Ильич и
Ефросинья Мироновна. Она - по-девичьи тоненькая, доверчиво положила ему руку на
плечо. Рассматривая этот снимок, Люба всплескивала
руками:
- До чего же ты была красивая у меня! - И тут
же просила мать вспомнить и напеть ей песню о революции или гражданской войне.
Люба подбирала мелодию на гитаре, и как-то само собой получалось, что
заканчивались такие вечера песнями о Каховке, о партизане Железняке - будто
врывался в уютную квартиру ветер героических лет. Люба в такие минуты
становилась задумчивой, серьезной и молча прижималась к матери, гордилась тем,
что родители ее "тоже делали революцию", как позже рассказывала она своим
одноклассникам из школы имени Ворошилова.
В 1940 году Люба
окончила семь классов. К тому времени ее уже знали в городе как активную
участницу художественной самодеятельности: ни один школьный концерт не проходил
без участия Любы и ее друзей - Сережи Тюленина, Вани Земнухова, Нины Минаевой. И
часто, бывало, отрепетировав очередной концертный номер, песню и танец, Люба
просила:
- Ну-ка, мамочка, оцени, какие из нас
артисты!
В седьмом классе Люба как-то сразу вытянулась,
заметно похорошела, угловатость подростка сменилась в ней мягкостью движений,
блестящие светло-русые волосы, которые она перестала заплетать в косы, стали
завиваться в золотистые локоны. Ефросинья Мироновна по-матерински радовалась,
открывая для себя особую прелесть дочки: не будучи красивой, она отличалась
удивительным обаянием, женственностью. Особенно хороши были у Любы глаза под
черными крылатыми бровями - большие, небесной голубизны, в длинных загнутых
ресницах. Тетя, приехавшая в гости к Шевцовым и впервые видавшая Любу, не
сдержала восхищения. "Глаза-то у тебя как пролески цветут!" - воскликнула она,
обнимая племянницу, чем не на шутку рассердила Ефросинью Мироновну. "Зачем
лишний раз хвалить дивчину? Не в красоте сила человека, да и пусть не зазнается,
мала еще",- журила она сестру.
Агиткультбригаде Люба
уделяла много внимания. Бывало, среди дня заскочит во двор - веселая, шумная,
наскоро соберется и, на ходу уплетая пышку, обнимет мать:
-
Мы едем выступать.
И умчится. А вернувшись, подробно
расскажет, как тепло принимали самодеятельных артистов шахтеры Краснодона или
колхозники подшефных колхозов в Батыре или Суходоле. В Изварино, на свою родину,
где люди хорошо помнили Шевцовых, Люба ездила особенно охотно, радовалась, когда
местным жителям нравились песни и танцы в ее
исполнении.
Однажды, возвращаясь со своими друзьями с
рудника, Люба простудилась. Врачи установили крупозное воспаление легких. Именно
это обстоятельство и помешало девушке продолжать учебу в школе - болезнь
протекала тяжело и требовала длительного санаторного лечения. Только к лету 1941
года она окончательно выздоровела и заявила родителям о своем твердом намерении
поступать в Ростовский театральный техникум.
- Что ж,
если нравится тебе это дело, мы с матерью возражать не станем,- ответил,
усмехаясь, Григорий Ильич.- Тем более что тебя и так уже все Любкой-артисткой
зовут.
Вскоре из техникума, куда Люба посылала запрос,
пришел ответ: предлагали высылать документы. С той бумажкой девушка кинулась к
матери и закружила ее по двору, сияющая, безмерно счастливая, как может быть
счастлив человек, приблизившийся к осуществлению своей заветной мечты. Такой
радостно-оживленной Ефросинья Мироновна уже больше не видела дочку никогда. Это
было 18 июня 1941 года, за четыре дня до начала войны.
В
феврале 1942 года Любу приняли в комсомол. Необычно строгая, принесла она домой
комсомольский билет. Присела рядом с матерью на диван и, переворачивая его
странички, тихо сказала:
- Ну вот я и комсомолка. Жаль,
папе некуда написать про это событие.
Ефросинья Мироновна
поцеловала дочку, смахнула непрошеную слезу: от Григория Ильича, что
эвакуировался со своими на восток, не пришло к тому времени ни одной весточки.
Ждала известий, как и многие другие женщины, в чью жизнь ворвалась война.
Плакала ночами, прячась от Любы, вздрагивала при каждом стуке в окно. Почтальон
все время проходила мимо двора, а те, кто мог бы что-то рассказать про Григория
Ильича, ничего толком не знали. Лишь однажды знакомый шахтер, провожавший на
восток вагоны с горным оборудованием, сказал Шевцовой, что видел случайно ее
мужа. Было это на забитой вагонами и людьми железнодорожной станции. Они
перекинулись несколькими словами, но тут началась бомбежка, после которой
шахтер Григория Ильича больше не встречал. "Многие там остались, Мироновна, но
твоего-то, наверное, судьба сберегла",- как мог, утешал он
соседку.
Через город между тем все чаще проходили воинские
части. Красноармейцы останавливались на короткий постой в просторном дворе
Шевцовых. Люба, вопреки материнскому запрету, не давала прохода
солдатам:
- Научите стрелять меня и моих
подружек!
И стреляли-таки в маленьком сарайчике, когда
мать по хозяйственным делам отлучалась из дому.
Через
месяц Люба уехала в Ворошиловград, убедив мать, что будет учиться на
фельдшера. Только потом уже, после того, как навсегда сомкнулась над Любой земля
ровеньковского Гремучего леса, узнала Е. М. Шевцова, что вместе с Володей
Загоруйко, Васей и Сережей Левашовыми училась дочь в партизанской школе, что с
сентября сорок второго стала она связной подпольной организации, а затем и
членом штаба "Молодой гвардии".
Сколько выдержки и душевных
сил потребовалось девушке, чтобы от матери, которой доверяла она саше
сокровенные тайны, скрыть главное дело своей жизни! Открытая,
непосредственная, когда было нужно, она умела
молчать.
Перед отъездом Люба
говорила:
- Не бойся, мама, ты же знаешь, что я везде за
себя смогу постоять и не пропаду нигде.
Мать действительно
знала бойкий характер Любы, ее подчас безрассудную смелость. Только разве можно
было унять то беспрестанное беспокойство, что укоренилось в материнском сердце с
первого дня войны? Ведь она уже видела в гражданскую и кровь, разруху и, если бы
могла, заслонила б собой дочку, мужа, свой город, над которым с каждым днем все
сильнее разгоралось грозное зарево.
Примерно через неделю
после того, как фашисты заняли Краснодон, под вечер увидела мать, как мимо окон
мелькнуло яркое цветастое платье. Кинулась навстречу дочери, прижала к груди. На
второй день, еще не успели они как следует наговориться, Любу вызвали в полицию:
кто-то донес о ее приезде.
- Ну что? - спросила с тревогой,
только дочка встала на пороге.
- Отбрехалась,- нервничая,
взволнованная неприятным разговором, ответила Люба,- сказала, что училась, а
потом работала в одном из военных госпиталей. Когда Красная Армия стала
отступать, нас, мол, распустили, вот я и вернулась в
Краснодон.
Такое объяснение выглядело правдоподобным,
поверила ему и Ефросинья Мироновна. О том, что происходило потом, в черные дни
оккупации, она рассказывала так:
- Часто через город
гнали пленных красноармейцев. Не знаю откуда, но Любе всегда было известно, кто
будет идти в охране: немцы или румыны. Румыны вроде бы не такие злые были.
Накануне пробежит по дворам, насобирает у соседок еды, выберет в доме, что есть,
раздаст в колонне и успокоится немного.
А раз смотрю, как
кинется она в толпу пленных, румына с автоматом оттолкнула и
кричит:
Братец, миленький, наконец-то, отпустите его в свою
семью!
Выходили мы того солдата, подлечили, ушел он к
своим. Обещал, что писать будет, если останется жив. Но, наверное, сложил где-то
голову.
Другой раз поздно вечером двух бойцов наших
привела, еле живые оба. Обмерла я: ведь немцы вокруг, полицаи на нас за отца
косо смотрят, а тут и сосед по какому-то делу, как на грех, зашел. Верить ему
нельзя было. Ругаться стал: кого это вы у себя привечаете? Узнают, дескать,
власти, не сдобровать и соседям. Любе б смолчать или придумать отговорку какую,
только не в ее это характере. Как она взорвется:
- И язык у
тебя поворачивается? Ты что, забыл, как с отцом в шахте работал, честным
человеком прикидывался?
Еле я их разняла, а потом всю ночь
ждала: не приведет ли "соседушко" собак-полицейских. Слава богу,
обошлось.
А как-то раз пригласила Люба домой румынских
солдат, играла им на губной гармошке, танцевала. Потом вышла в другую комнату и
быстренько отудила в банку вина из их запасов. "В погреб отнеси",- мне шепнула.
Когда ушли подвыпившие гости, Люба - бледная, уставшая, будто совсем другая -
объяснила:
- За это вино можно из концлагеря человека
"спасти.
Больше всего боялась в те дни Ефросинья Мироновна,
что угонят дочку в Германию - уже не одна партия молодежи была отправлена в
товарняках на немецкую каторгу. И когда с биржи принесли повестку, посоветовала
Любе и ее подруге Оле Остапенко, прибежавшей в слезах к
Шевцовым:
- Есть, девчата, одно средство,
попробуем, может, сумеем обмануть вражин.
Перед тем как
идти на комиссию, напоила Ефросинья Мироновна подруг крепким настоем чая, пачка
которого сохранилась с довоенных времен. Врач, осматривающий девушек на бирже,
нашел у них сильное сердцебиение и диагностировал порок сердца. Позже, смеясь,
они долго благодарили домашнего "знахаря". Понимая, что в следующий раз обман
может быть раскрыт, Люба, посоветовавшись с матерью, решила устроиться на работу
в клуб имени Горького, где до войны она так охотно занималась в балетной
студии.
Евгений Мошков выхлопотал "артистам" справки о том,
что они находятся на службе и отправке в Германию не подлежат. Приветливо мать
принимала в своем доме Любиных друзей по совместной работе в клубе - Виктора
Третьякевича, братьев Левашовых, Ваню Туркенича. Ребята играли на струнных
инструментах, пели так славно и задушевно, что она порой забывала о том, что
творилось за стенами ее дома. Но это были только мгновения, а возвращение к
действительности походило на горькое пробуждние после страшного
сна.
Однажды Ефросинья Мироновна услышала, как Третьякевич
прошептал Любе:
- В час ночи, возле
террикона...
Мать с трудом сдержала себя. Все это время ее
мучила тревога, неизвестность. Она видела, что дочь скрывает от нее что-то очень
важное и, как ей подсказывала интуиция, опасное. И в то же время Ефросинью
Мироновну волновала судьба дочери, ее доброе имя.
После
того, как Третьякевич ушел, она упрекнула Любу:
- Такое
время, а у тебя в голове гулянья!
Люба в таких случаях
всегда отмалчивалась, отделывалась отговорками. И опять где-то пропадала целыми
днями, а иногда и не ночевала дома. Разное приходило матери в голову, измучилась
вся, плакала, стыдила дочку: - "Опомнись, люди говорят, что ты с немцами
гуляешь. Где же видано, чтобы девушке не быть дома
ночью?"
- Она, бывало, посмотрит на меня грустно так,
а потом скажет, что отца ищет по лагерям. Верю я и не верю. Как-то в начале
декабря перед зеркалом
долго сидела, губы подкрасила.
Сказала, что в клуб собирается. Снова я не сдержалась: "Перед немцами будешь
выкаблучиваться? Что же это ты
делаешь,
Люба?"
Перемолчала она, а
возвратившись к полуночи, легла в кровать, не раздеваясь. Днем от людей услышала
я, что сгорела биржа труда с карточками на парней и девчат, которых должны были
отправлять в Германию. А что "красного петуха" пустили Люба, Сережа Тюленин и
Виктор Лукьянченко, даже не догадывалась. Слов своих недобрых, чистому дитю
своему сказанных, сколько жить буду - не прощу себе,- делилась своей болью
Ефросинья Мироновна в одну из наших встреч... Люба впервые открылась матери,
когда в городе начались аресты:
- Это все мои друзья, и мне
надо им как-то помочь - Виктору, Жене, Ване.
Быстро
собралась и, больше ничего не сказав, спешно уехала в Ворошиловград. Она хотела
попытаться установить связь по рации с командованием Красной Армии, чтобы
попросить помощи молодогвардейцам. 8 января 1943 года Люба была
арестована.
Ничего не зная об аресте, Ефросинья Мироновна
услышала на базаре, что в городскую полицию привезли какую-то артистку,
прятавшую рацию. И хоть жила уже в неотступной, ежечасной тревоге за дочь, что
это Люба - не подумала.
Как и раньше, ходила выглядывать ее
за ворота, дожидаясь дочку домой.
"...Потом к нам пришли
немцы и привели с собой Любу,- читаем в воспоминаниях матери, хранящихся в
фондах музея "Молодая гвардия".- Переодеваясь за шкафом, она успела шепнуть мне:
"То, что чемодане, сожги". Увели ее, а я сразу за чемодан, раскрыла - там пачки
бумаги, перевязанные шпагатом. Быстро побросала их в печь. Не успело сгореть
все, заявился проклятый Соликовский с немцами, сделали обыск, но в печь
заглянуть не догадались - , там тлели бумаги. Чемодан, как выяснилось позже,
принадлежал Жоре Арутюнянцу, в нем были готовые
листовки".
Будто пелена упала с глаз Ефросиньи Мироновны,
когда приоткрылось перед ней то тайное, необыкновенно важное, что, связанная
данным словом, -вынуждена была скрывать Люба все дни оккупации. Понимая, что
дочь-комсомолка никогда не предаст товарищей, она ужаснулась, отчетливо
представив себе, что грозит ее Любе.
Часами, пока совсем не
застывала на холоде, простаивала под стенами полиции, а возвратившись домой, не
находила себе ни минуты покоя. Матери казалось, что даже вещи, окружавшие Любу,
чувствуют ее отсутствие, нависшую над домом беду. Сиротливо валялись на стульях
Любины платья, и мать, привыкшая к постоянному порядку в доме, несколько раз
принималась их убирать. Но, как только прикасалась к дочериным вещам, у нее
опускались руки и комок подступал к горлу. "Пусть лежат платьишки,- уговаривала
себя.- Вот скоро Любочка вернется и наденет, какое захочет. Зачем же их
прятать"...
Она мучительно искала выхода, мысленно
обращалась к мужу: "Где ты, Гриша? Посоветуй же мне что-нибудь. Как помочь Любе
вырваться от тех извергов, как ее спасти? Подскажи,
отец..."
Однажды ночью, не уснув до утра, мать, как ей
показалось, нашла выход. Затемно заторопилась в
полицию.
Она тогда еще не знала, что видит Любу в последний
раз. И когда им удалось перекинуться словом, торопясь и волнуясь, попросила
дочку отдать немцам рацию, чтобы смягчить свою
участь.
Дрогнуло что-то в лице дочери. Долгим, полным
невысказанной любви взглядом посмотрела она в постаревшее лицо
матери:
- Прости, мамочка. Ничего я отдать им не могу!
Пусть будет как будет...
Из ровеньковского гестапо, где
фашисты около месяца подвергали нечеловеческим пыткам Любу Шевцову, чтобы узнать
у нее местонахождение рации, коды связи, юная подпольщица сумела передать
больной матери одну-единственную записку: "Здравствуйте, мамочка и Михайловна!
Мамочка, вам уже известно, где я нахожусь... Прости меня за все, может быть, я
тебя вижу в последний раз"...
Уже зная точно, что будет
расстреляна, в сером полумраке утра 7 февраля 1943 года Люба последней мыслью
обратилась к самому дорогому человеку.
На забрызганной
кровью, покрытой седой изморозью стене камеры, где содержались заключенные,
огрызком карандаша она
написала:
"Мама, я тебя сейчас
вспомнила.
Твоя Любаша.
Прошу
простить меня. Взяли
навеки.
Шевцова".
О чем именно вспомнила Люба? О том ли, что учила ее мама быть честной и
свободной? О том ли, что от сердца матери, отдавшей молодость пламенным годам
гражданской войны, зажгла она свой огонь беззаветной любви к Родине? О том, что
матери трудно будет потерять ее, единственную?.. Известно только, что перед
самой смертью Люба думала не о себе, а о тех страданиях, которые неминуемо
должна была пережить ее мама, и за них просила у нее
прощения.
"В сером платке и темно-синем пальто, с руками,
заложенными назад, гордо и спокойно шла она между деревьями Гремучего леса",-
писала спустя несколько дней матери женщина, волею случая ставшая
свидетельницей казни отважной разведчицы-радистки.
...Там,
где у гранитного подножия памятника стояла невысокая сероглазая женщина с веткой
огненно-красной рябины в руке, сегодня и всегда лежат живые цветы. От нас,
живых,-
бессмертным.
МОЯ ДОЧЬ
Рассказ Е. М. Шевцовой о дочери
Люба родилась в сентябре 1924
года на Изваринском руднике, где ее отец Григорий Ильич в то время работал
забойщиком. Через три года наша семья переехала в
Краснодон.
В 1933 году Люба пошла в школу. Она была боевой
и веселой девочкой, одной из первых на уроках физкультуры и в спортивных
соревнованиях, на воскресниках, в колхозе и на шахте, на посадке городского
парка и на занятиях по биологии. Как-то Люба посадила больше всех деревьев, и ей
дали в награду три молоденьких клена. Два деревца она посадила под окнами своего
дома, а третий отдала соседке. Посаженные Любой клены стали уже большими и
развесистыми деревьями. В жаркие летние дни мы с Григорием Ильичом отдыхаем в их
тени.
Часто школьники ездили в колхозы и совхозы: помогали
убирать урожай. Привозила Люба оттуда охапки пахучих полевых цветов, отбирала
лучшие, красивые, засушивала их, а потом для вышивки снимала с них рисунки.
Дорожки и салфетки, вышитые Любой под руководством бабушки, хорошей мастерицы и
рукодельницы, хранятся у нас до сих пор.
Наша маленькая
семья засиживалась допоздна в долгие зимние вечера. Люба часто просила отца
рассказать о том, как он партизанил.
Григорию Ильичу было
что рассказать. С 1915 по 1917 год пробыл на фронте в окопах первой мировой
войны. В 1917 году добровольно вступил в Красную гвардию, в Первый Самарский
полк. Около четырех лет сражался Григорий Ильич на фронтах гражданской войны с
многочисленными врагами молодой Советской республики. Когда он был под
Царицыном, мы познакомились с ним и поженились.
Люба у нас
была смелая. Хорошо пела, знала множество русских народных и советских песен,
особенно о революции и гражданской войне, играла на
гитаре.
Никогда в жизни не видела я ее сердитой. Все с
улыбкой, с шуткой, с танцем! Вместе со своими друзьями Люба с увлечением
занималась в кружке художественной самодеятельности школы, посещала балетную
студию при клубе имени Ленина. Выступления агитбригады с участием Нины Минаевой,
Сережи Тюленина и Любы пользовались большим успехом у школьников подшефного
колхоза.
Люба мечтала стать артисткой. Послала запрос в
Ростовский театральный техникум. Ей оттуда ответили, чтобы она высылала
документы.
В феврале 1942 года она вступила в комсомол, а в
апреле с Шурой Панченко
уехала на учебу. Мне писала, что учится на курсах
фельдшеров. И только значительно позже, уже после ее смерти, я узнала, что она
училась в партизанской школе вместе с Володей Загоруйко, Сережей и Васей
Левашовыми.
Примерно через неделю после того, как немцы
заняли Краснодон, Люба пришла домой. Ее вызвали в
полицию.
- Ну что? - спросила я, когда она
возвратилась.
- Отбрехалась,- ответила Люба. - Сказала, что
училась, а потом работала в одном из военных госпиталей. Когда Красная Армия
стала отступать, нас распустили по домам, вот я и явилась в
Краснодон.
...Потом к нам часто стали приходить товарищи
Любы: Сережа Тюленин, Женя Мошков, Толя Попов, Ваня Туркенич, Ваня Земнухов,
Виктор Третьякевич. Они играли, пели и танцевали, репетируя перед выступлениями
в клубе, куда они устроились на работу, чтобы спастись от угона в
Германию.
Иногда Любы по нескольку дней не было дома.
Приезжая, она говорила, что была в Миллерово и других местах. Что она там
делала, я не знаю. Но перед поездкой она всегда хорошо одевалась и брала с собой
небольшой чемоданчик. Однажды она ездила со своей родственницей. При встрече с
немцами Люба назвалась дочерью заводчика, а свою спутницу отрекомендовала
прислугой. Эта женщина жива до сих пор и часто смеется, вспоминая необычное
путешествие в офицерской машине.
Я не знала в то время, что
Люба оставлена на подпольной работе, что у нее имеется спрятанная в
Ворошиловграде рация. Мне не приходило в голову, что она связная подпольной
организации и разведчица, что ее, как одну из наиболее активных комсомолок,
избрали в штаб подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия". Я и
сейчас удивляюсь, сколько потребовалось выдержки и силы воли моей веселой и
общительной дочери, чтобы не рассказать об этом своей матери. Если нужно - она
умела молчать.
Когда начались аресты ее друзей, Люба
сказала, что не может бросить в беде своих товарищей, быстро собралась и уехала
в Ворошиловград. Как я теперь понимаю, она хотела еще раз попытаться связаться
по радио с командованием Красной Армии, чтобы попросить помощи "Молодой
гвардии", попавшей в беду. Ее арестовали.
Потом к нам
пришли немцы и полицейские и привели с собой Любу. Переодеваясь за шкафом, она
успела шепнуть мне: "То, что в чемодане, сожги..." Увели ее, а я сразу за
чемодан. Раскрыла - а там пачки бумаги, перевязанные шпагатом. Быстро побросала
их в печь... Не успело все сгореть, вновь стучат полицейские. Сделали обыск, но
ничего не нашли. Не догадались они заглянуть в печь - там еще тлела пачка
бумаги. После оказалось, что чемодан принадлежал Жоре Арутюнянцу, в нем были
готовые листовки.
1964 год.
КЛЯТВА ПАРТИЗАНА
Я, Красный партизан ШЕВЦОВА ЛЮБОВЬ ГРИГОРЬЕВНА, даю партизанскую клятву перед
своими боевыми товарищами Красными партизанами, нашей героической Красной Армией
и всем советским народом, что буду смел, дисциплинирован, решителен и беспощаден
к врагам.
Я клянусь, что никогда не выдам своего отряда,
своих командиров, комиссаров и товарищей партизан, всегда буду хранить
партизанскую тайну, если бы это даже стоило мне жизни.
Я
клянусь всеми средствами помогать Красной Армии уничтожать бешеных гитлеровских
псов, не щадя своей крови и своей жизни. Я буду до конца жизни верен своей
Родине, партии, своему вождю и учителю товарищу
Сталину.
Если я нарушу эту священную партизанскую клятву,
то пусть меня постигнет суровая партизанская кара и презрение всего советского
народа.
1942 год. Подпись.
"ПЕРЕДАЙТЕ ВСЕМ: Я ЛЮБЛЮ ЖИЗНЬ..."
Из воспоминаний Поповой Марии,
Заболоцкой Софьи
и Пикалоеой
Анастасии о Любе Шевцовой
30 октября
мы получили задание перейти линию фронта и пробраться в тыл немцев в районе
Верхне-Фоминской. Мы перешли линию фронта, а утром были задержаны. После обыска
нас направили в хутор Среднецарицынский и сдали в жандармерию, откуда после
неоднократных допросов отправили сначала в Каменск, а 24 декабря - в Ровеньки.
Здесь румынская жандармерия передала нас гестапо...
В
Ровеньках мы сперва находились в здании гестапо, затем нас перевели в помещение
полиции, хотя числились мы за гестапо. Здесь с нами была и Люба Шевцова, которая
называла себя партизанкой.
Трудно забыть ее лицо, светлые
локоны. На ней был длинный черный жакет и темно-синее пальто. После ареста Люба
находилась в Краснодонской тюрьме, а затем ее перевели в
Ровеньки.
Ночью мы легли спать на нарах. Постелили наши
пальто и укрылись ее теплым. Но спать не пришлось. Вскоре Любу вызвали на
допрос.
Возвратившись, она жаловалась на работника полиции
Орлова, который сильно ёе избил. Она сказала, что если мы останемся в Ровеньках,
то от Орлова нам не будет пощады.
Вскоре ее перевели от нас
в другое помещение. Прощаясь с нами, Люба сказала: "Передайте всем, что я люблю
жизнь... Впереди у советской молодежи еще не одна весна и не одна золотая осень.
Будет еще чистое мирное голубое небо и светлая лунная ночь, будет очень, очень
хорошо на нашей дорогой и близкой всем нам Советской
Родине!"
Несколько дней нас водили на работу в гестапо.
Вместе с нами работала и Люба. Она говорила нам, что ей не избежать смерти.
Когда мы спросили, почему она так думает, она ответила:
-
Вчера меня опять допрашивали Орлов и Белых, допрашивали упорно, а Орлов жестоко
избивал. Я думала, что уже пришел конец, однако отпустил. Наверно, еще будут
мучить. Они требовали от меня показаний.
Мы посоветовали ей
бежать, ведь она хорошо знает местность и легко найдет себе убежище. Но она
считала, что удобнее будет сбежать, когда ее повезут на допрос в
Ворошиловград.
Вышло все иначе. Любу посадили в ту самую
камеру гестапо, где мы находились раньше. Пол был там холодный как лед. Нам-то
было не так трудно, ведь нас было трое, а она одна. Потом мы видели, как Любу
вели на расстрел. Она шла впереди. Руки были заложены сзади, а вид совсем
спокойный, как будто не на смерть
шла...
Биография Любови Григорьевны Шевцовой.
Любовь Шевцова, будущий герой Советского Союза и участница знаменитого антифашистского подполья «Молодая гвардия», родилась 8 сентября 1924 года во Ворошиловоградской (ныне Луганской) области в посёлке Изварино.
Когда Любе было три года, семья переехала в районный центр Краснодон. Здесь Люба окончила семилетку. В школе её все знали, как очень активную, весёлую и артистичную девочку. Любовь Шевцова всегда и во всем хотела быть первой, будь то спортивные состязания, художественная самодеятельность или кружок юннатов. «Любка – артистка» - так все окружающие её и называли. Она действительно хотела пойти в артистки, но тут началась война.
В начале 1942 года, когда гитлеровцы уже подступали к её родному городу, Любовь Шевцова вступила в ВЛКСМ. По рекомендации местного обкома комсомола, девушку направили учиться для получения специальности радистки в Ворошиловоград в школу подготовки разведчиков. После оккупации города осталась в нём для осуществления подпольной деятельности. Её обязанностью была передача разведданных центру. В связи с угрозой ареста, Шевцова была вынуждена уехать в родной Краснодон. Здесь она смогла самостоятельно выйти на действующих подпольщиков. С этого времени Люба Шевцова стала активным участником организации, которая вошла в историю как «Молодая гвардия».
Подвиг Любови Шевцовой. "Молодая гвардия"
Шевцова распространяла листовки, собирала и передавала сведения другим подпольным организациям, помогала держать связь, несколько раз ездила в Ворошиловоград и другие населённые пункты, устанавливая контакты с партизанами. Девушка лично вместе с двумя другими молодогвардейцами Сергеем Тюлениным и Виктором Лукьянченко принимала участие в поджоге трудовой биржи, через которую немцы организовывали угон местной молодёжи на принудительные работы в Германию.
И в тоже время, по воспоминаниям очевидцев, Люба – красивая, яркая, хорошо одетая и весёлая, позволяла немецким офицерам провожать себя домой и ходила по улицам городка под руку с фашистами, провожаемая презрительными взглядами своих земляков. И никогда, даже наедине со своим самым близким человеком – мамой, Любочка-артистка не позволяла себе выйти из роли, которую играла для большинства жителей оккупированного города.
Уже начались аресты молодогвардейцев, а Любовь Шевцова выехала в Ворошиловоград и всё ещё пыталась связаться с руководством Красной Армии, чтобы сообщить о случившемся предательстве и просить помощи.
8 января 1943 года немцы пришли и за Любой. Изначально они знали, что она – советская радистка и рассчитывали узнать от неё интересующую информацию - о явках, шифрах, местонахождении передатчика и прочем. Любовь Шевцову мучили и пытали целый месяц, больше, чем любого другого молодогвардейца. Но ничего от отважной девушки они не добились, кроме категорического: «Изверги». Она смеялась мучителям в лицо, пела песни, её били, она поднималась, и продолжала смеяться и петь. Избитую, измученную девушку приносили и бросали в камеру. И так каждый день, целый месяц. Дважды её забирали из камеры, говоря, что ведут на расстрел и возвращали. Ничто не смогло сломать гордую Любу. Так она и пошла на казнь 9 февраля 1943 года с высокомерно поднятой головой. На окраине Ровеньков в лесу Гремучем, Любовь Шевцова была расстреляна вместе с тремя другими молодогвардейцами. А уже 16 февраля её родная краснодонская земля была освобождена от фашистов.
Покоится Любовь Шевцова в Ровеньках в братской могиле жертв фашизма. В сентябре 1943 года Президиум Верховного Совета СССР присвоил посмертно участнице «Молодой гвардии» Любови Шевцовой звание Героя Советского Союза.
21 мая 2012, 18:50Черт-те что творится на этом свете. Вот уже и начинают убеждать, что немцы были не такие уж и плохие. И если бы не "некоторые перегибы", то мы бы все под ними жили бы долго и счастливо. Ну а про то, какие наши солдаты все уроды, один автор - красавец, я уже писала рецензию.
Вы извините за такой пост. Я очень прошу всех нервных, беременных и впечатлительных дальше не читать. Потому что я напишу про "некоторые перегибы" на примере судьбы партизан "Молодой гвардии" подробнее.
Все мы, кто постарше (старческий бубнеж) знаем историю молодогвардейцев. Нынче же в школе убрали Фадеевский роман о ребятах из программы, а читать и рыться отдельно - кому это надо. Все в кратком изложении проходят. Что уж говорить об истории.
Но ребята жили, и жили по совести, так, что нам только и остается гордиться их мужеством. И мужество их было не столько в том, что они подрывную деятельность вели, а в том, что эти юноши и девушки не сломались, когда их всех арестовали.
Читайте ниже, что было. И помните, что этим детям было по 16-20 лет.
Виктор Третьякевич
"С утонченной жестокостью Соликовский, Кулешов, Усачев и свора их пособников пытали комиссара отряда Виктора Третьякевича. Каратели понимали, что юноша владел солидной информацией о составе и деятельности ворошиловградско-краснодонского партийно-комсомольского подполья и стремились пытками вырвать у него сведения об участниках антифашистского движения. На протяжении 10 суток Виктору было нанесено 285 ударов плетьми с металлическими наконечниками, два раза его подвешивали за шею, пытали электрическим током, вводили в организм специальный препарат, притупляющий работу мозга и ослабляющий силу воли, но арестант молчал.".
Но даже в каземате Виктор не перестает заботиться о товарищах. Он передает на волю четыре записки, свидетельствующие о большой силе духа и горячей сыновней любви к родителям. Вот одна из них: "Здравствуйте, папа и мама. Получили ли Вы мои сапоги и брюки, которые я Вам послал в обмен мне принесенным?.. принесите немного табачку и вазелину или цинковой мази. Привет Марусе (сестра Виктора - А.Г.), Нюсе Соповой. Целую, Виктор".
"Убедившись в невозможности склонить юношу к предательству, палачи применили все наиболее "эффективные" номера пыток, в том числе металлический "козел", подогреваемый до соответствующей температуры, выкололи юноше глаза, выкрутили руки и казнили вместе с другими узниками.
(Из книги А.Ф. Гордеева "Подвиг во имя жизни"):
Истерзанный, но не сломленный пытками, он не дал палачам никаких показаний. Как и других молодогвардейцев, его казнили 15 января, сбросив в шурф шахты № 5.
"...В числе последних подняли Виктора Третьякевича. Его отец, Иосиф Кузьмич, в тоненьком залатанном пальтишко изо дня в день стоял, ухватившись за столб, не отводил взгляд от шурфа. А когда распознали его сына, - без лица, с черно-синей спиной, с раздробленными руками, - он, будто подкошенный, повалился на землю. На теле Виктора не нашли следов от пуль - значит, сбросили его живым..." Из книги Минаева Владимира Петровича.
Похоронен Виктор Третьякевич в братской могиле героев "Молодой гвардии" в городе Краснодоне.
На фото Кошевой с мамой.
Олег Кошевой
Героически держался Олег Кошевой на допросах. Раскаленным железом, плетьми, самыми изощренными пытками враги не смогли покол:)ть воли и стойкости молодогвардейца. Во время одной из пыток, превозмогая страшную боль, Олег выкрикнул: "Все равно вы погибнете, фашистские гады! Наши уже близко!" От пережитого в тюремных застенках у шестнадцатилетнего комиссара поседели волосы.
9 февраля 1943 года гитлеровские палачи расстреляли Олега Кошевого в Гремучем лесу. После освобождения Ровеньков похоронен в братской могиле жертв фашизма в центре города Ровеньки в сквере имени "Молодой гвардии".
Иван Земнухов
ИЗ МАТЕРИАЛОВ ДЕЛА № 20056 (Архив ФСБ): Мария Борц: "...Когда я вошла в кабинет, Соликовский сидел за столом. Перед ним лежал набор плетей: толстых, тонких, широких, ремни со свинцовыми наконечниками. У дивана стоял изуродованный до неузнаваемости Земнухов Ваня. Глаза у него были красные, веки сильно воспалены. На лице ссадины и кровоподтеки. Вся одежда у Вани была в крови, рубашка на спине прилипла к телу, и через нее проступала кровь".
Нина Земнухова: "От жителя Краснодона Ленского Рафаила Васильевича, который содержался с Ваней в одной камере, узнала, что палачи выводили Ваню раздетого во двор полиции и на снегу избивали до потери сознания".
Нина Земнухова: "...Пытаясь что- нибудь узнать от него, его пытали: подвешивали за ноги к потолку и оставляли, он терял сознание. Загоняли под ногти сапожные иглы..."
Нина Земнухова: "Допрашивал Ваню Соликовский, рядом с ним сидел следователь и держал на ремне огромную коричневую собаку. На столе лежала плетка - кусок проволоки с гайкой на конце. Когда после безрезультатного допроса взбешенный Соликовский ударил его этой плеткой, Ваня сказал: "Разве так допрос снимают?" И плюнул ему в лицо".
Фашистский палач не простил Ване этого оскорбления. Свалив молодогвардейца на пол ударом кулака, в исступлении принялся избивать его ногами. При этом он разбил очки, и осколки стекол вонзились Ивану в глаза..."
Нина Земнухова: "...14.2. пришла к нам наша доблестная Красная Армия и освободила нас от немецких извергов. Вскоре стали искать этих героев, этих юношей, которые погибли сверски замученными. Долго приспосабливались к тому, чтобы их вынимать из той ямы. Приспособились, стали доставать оттуда нечеловеческие страшные измученные пестрые трупы. Ходили мы к этой шахте ровно две недели, пока дошла очередь до нашего Вани. Достали Ваню. У него выкручены руки, ноги, перебито туловище и тело его было очень жуткое, даже рассмотреть его тело было невозможно. Описать это очень трудно. А поэтому кончаю..."
Похоронен в братской могиле героев на центральной площади города Краснодона.
Ульяна Громова
"...Ульяну Громову подвешивали за волосы, вырезали на спине пятиконечную звезду, отрезали грудь, прижигали тело каленым железом и раны посыпали солью, сажали на раскаленную плиту. Пытки продолжались долго и беспощадно, но она молчала. Когда, после очередных избиений, следователь Черенков спросил Ульяну, почему она держит себя так вызывающе, девушка ответила: "Не для того я вступила в организацию, чтобы потом просить у вас прощения; жалею только об одном, что мало мы успели сделать! Но ничего, быть может, нас еще успеет вызволить Красная Армия!..." Из книги А.Ф. Гордеева "Подвиг во имя жизни"
После жестоких пыток 16 января 1943 года ее казнили палачи и бросили в шурф шахты № 5.
"Ульяна Громова, 19 лет, на спине у нее была вырезана пятиконечная звезда, правая рука переломана, поломаны ребра" (Архив КГБ при Совмине СССР, д. 100-275, т. 8).
Сергей Тюленин
"В конце января 1943 г. Соликовский и Захаров привели на очередной допрос Сергея. По свидетельству бывшего следователя полиции Черенкова, "он был изуродован до неузнаваемости, лицо покрыто синяками и распухло, из открытых ран сочилась кровь. Тут же вошли три немца и вслед за ними явился Бургардт (переводчик - А.Г.), вызванный Соликовским. Один немец спросил Соликовского, что это за человек, которого так избили. Соликовский объяснил. Немец, как разъяренный тигр, ударом кулака сбил Сергея с ног и кованными немецкими сапогами стал терзать его тело. Он со страшной силой наносил ему удары в живот, спину, лицо, топтал и рвал на куски его одежду вместе с телом. Вначале этой страшной экзекуции Тюленин подавал признаки жизни, но вскоре он умолк и его замертво выволокли из кабинета. При этом ужасном побоище беззащитного юноши присутствовал Усачев". Необычайная стойкость, бесстрашие и выдержка Тюленина бесили гитлеровцев и вызывали у них чувство бессилия и растерянности. Бывший начальник краснодонского жандармского поста Отто Шен на следствии признал, что "Тюленин держал себя на допросе с достоинством, и мы удивлялись, как могла у еще молодого человека выработаться такая крепкая воля. По-видимому, презрение к смерти породило в нем твердость характера. Во время пыток он не проронил ни слова о пощаде и не выдал никого из молодогвардейцев".
(Из книги Ф.М. Гордеева "Подвиг во имя жизни") 31 января семнадцатилетнего участника "Молодой гвардии" фашисты сбросили в шурф шахты № 5. Похоронен в братской могиле героев на центральной площади города Краснодона.
Любовь Шевцова
Оказавшись в 1949 году в руках советского правосудия, раскрытый в своей предательской деятельности, Орлов рассказал, что при допросах Шевцовой никаких показаний от не добился. Она категорически отказывалась давать какие-нибудь показания, назвав Орлова и его сооучастников зверями.
Из ровеньковской полиции Шевцову передали в жандармерию, которую возглавляли лейтенент Бернгардт Веннер его помощник Йозеф Фромме. За 9 месяцев оккупации Ровеньковского района руководимый ими жандармский взвод вместе с полицаями учинили бесчисленные злодеяния. Они расстреляли огромное количество патриотов и все еврейское население. Гремучий лес стал местом гибели борцов за освобождение Подины. Прибыв в Ровеньки в начале сентября 1942 года, Веннер сразу же собрал весь особый состав жандармского взвода и сообщил, что расстрелы будут основною работою жандармов. Позднее советским правосудием были раскрыты и привлечены у уголовной ответственности Якоб Шульц, Отто Древетц, Ерих Шредер, которые прибыли в Ровеньки в составе известной своими жестокостями команды из Магд:)рга. Им же верно служили переводчиками в жандармерии города предатели из числа немцев-колонистов Томас Гейст и некая Ратке, Они рисуют ужасную картину гибели советских граждан, в числе которых много было стариков, женщин и детей. Узнав о том, что некоторые жандармы до приезда Веннера не принимали участия в расстрелах, Веннер и Фромме с самого начала организовали для них показательных процесс гибели советских людей. В лес привезли 12 патриотов Фромме распределили их между жандармами и приказал расстрелять.
Жандарму Шульцу было предложено расстрелять женщину с ребенком Он приказал посадить ребенка на землю, но женщина его не послушила и прижав ребенка в груди, умоляла оставить их живыми. Щульц с силой вырвал ребенка из ее рук, бросил на землю, а женщину стал толкать в яму, Сзади раздался выстрел и Шульц увидел, что у ребенка из шеи побежала кровь. В него стрелял Веннер. Расстреляв женщину, Шульц вернулся к Фромме с вопросом, как быть с ребенком. На это Фромме ответил, что его нужно убить и выстрелил из пистолета в голову..."
Подвал городской больницы ровеньковская жандармерия превратила в тюрьму, где мучались патриоты. Многие заключенные этого страшного подвала видели здесь Шевцову. В жандармерии ее пытали Веннер и Фромме. Девушку били, потом бросали в холодную камеру. Твердый /волевой/ характер, жизнерадостность и хладнокровность Любы выводили из себя фашистов.
Измученная она находила силы петь в камере песни, подбадривать товарищей. Каратели усилили охрану арестованных.
Много узников умирало от пыток, ночами ни кто не спал, прислушиваясь к все нарастающей артиллерийской канонаде. Хотелось жить. Ждали Советскую армию-освободительницу.
Люба знала, что ее ждет смерть, но она не просила пощады. Очевидцы рассказывают, что в день ее расстрела 9 февраля 1943 года в камеру зашел кто-то из жандармов. Заметив Любу, спросил, почему в тюрьме находится такая молодая девушка. Люба плюнула фашисту в лицо и сказала: "Я - молодая партизанка, понимаешь, гад?"
Жандарм Шульц, который принимал непосредственное участие в расстреле Шевцовой, рассказывал, что расстреляли Любу в Гремучем лесу вместе с группой советских граждан, в которой было 5 мужчин и женщина с 3-х летним ребенком. Шульц рассказывал, что Люба на месте казни стояла гордо выправившись, с ее головы упала большая белая косынка открывшая белые волосы. Так смело и бесстрашно может идти на смерть только человек, знающий, за что умирает. Фромме подал команду, прогремел залп, жертвы стали падать. Только Шевцова продолжала стоять нерушимо, неистово кричал ребенок, полз к краю ямы и звал мать. Фромме, как разъяренный зверь, подбежал к Шульцу: "В чем дело?" Выяснилось, что у фашиста испортился карабин. Фромме приказал стрелять в Шевцову жандарму Коллендеру. Раздался выстрел и Люба мертвою упала в могилу.
Лида Андросова
12 января 1943 года Лида была арестована, вместе с другими подпольщиками поселка доставлена в Краснодонскую полицию, где их подвергли жестоким пыткам.
"Лида Андросова, 18 лет, извлечена без глаза, уха, руки, с веревкой на шее, которая сильно врезалась в тело. На шее видна запеченная кровь" (Музей "Молодая гвардия", ф. 1, д. 16).
16 января ночью Лида Андросова была казнена - сброшена в шурф шахты № 5. Похоронена в братской могиле молодогвардейцев в поселке Краснодоне.
Александра Бондарева
11 января 1943 года Александру Бондареву арестовали.
"Шура Бондарева - шатенка среднего роста, с карими глазами и приятными чертами лица - прекрасно пела и танцевала. Часто по вечерам мы просили Шуру что-нибудь спеть. В песни она вкладывала столько чувства, что каждое слово приобретало какой-то особенный смысл.
В смежной камере сидел брат Шуры. Как-то раз она приблизилась к стене этой камеры и сказала:
- Сейчас спою для брата его любимую песню. Может быть,- прибавила она задумчиво,- он будет слушать меня в последний раз!
Она запела и под конец не выдержала, залилась слезами. Мы все молчали, опустив головы. Шура быстро успокоилась и сказала:
- Не люблю я хлюпиков и сама себя ненавижу, когда потечет соленая водичка.- Глаза у нее заблестели, и она запела какую-то веселую песню, затем предложила:
Давайте все вместе споем что-нибудь!
Мы запели любимую песню Ильича "Замучен тяжелой неволей". Пели хорошо, с душой, пели до дех пор, пока не постучал полицейский.
Камера была очень мала, мы тесно прижимались к стенкам, и Шура почти на одном месте умудрялась танцевать. В ее танцах было много изящества и красоты".
(Из воспоминаний М.А. Борц)
После пыток ее сбросили в шурф шахты № 5.
"Шура Бондарева, 20 лет, извлечена без головы и правой груди, все тело избито, в кровоподтеках, имеет черный цвет" (Музей "Молодая гвардия", ф.1, д. 74)
Похоронена героиня в братской могиле в центре города Краснодона.
Борис Главан
Борис Главан вместе с товарищами писал и распространял листовки, добывал оружие. Как бывший фронтовик, он учил ребят обращаться с оружием, незаметно и неслышно обходить патруль, снимать охрану. Активно участвовал в подготовке и осуществлении вооруженных операций молодогвардейцев - разгроме вражеских автомашин, освобождении военнопленных.
5 января 1943 года Б. Главан был арестован, после жестоких пыток казнен и сброшен в шурф шахты № 5.
Из шурфа был извлечен связанным с Евгением Шепелевым колючей проволокой лицом к лицу, кисти рук отрублены. Лицо изуродовано, живот вспорот.
Похоронен в братской могиле героев на центральной площади города Краснодона.
Владимир Жданов
3 января 1943 года Володю одним из первых в поселке арестовали. В полиции его ежедневно допрашивали и избивали, а 14 января отправили в город Краснодон. На следующий день он сумел передать родным записку: "Здравствуйте, дорогие... Я пока жив. Судьба моя неизвестна. За остальных я ничего не знаю. Я сижу ото всех отдельно в одиночной камере. Прощайте... Крепко целую".
16 января 1943 года Володю Жданова вместе с другими молодогвардейцами вывезли к шурфу шахты № 5. Площадь около шурфа была оцеплена полицией. К месту казни подводили по нескольку человек и расстреливали. В последний момент Жданов оказал сопротивление, попытавшись столкнуть в шахтный колодец начальника полиции, но был застрелен.
"Володя Жданов, 17 лет, извлечен с рваной раной в левой височной области, пальцы переломлены и искривлены, под ногтями кровоподтеки, на спине вырезаны две полосы шириной три сантиметра длиной двадцать пять сантиметров, выколоты глаза и отрезаны уши" (Музей "Молодая гвардия", ф. 1, д. 36)
Похоронен в братской могиле молодогвардейцев на центральной площади поселка Краснодона.
Николай Жуков
Николая Жукова арестовали одним из первых. Из полиции он передал матери записку, в которой просил не беспокоиться о нем, писал, что у него все хорошо. Его подвергали жестоким пыткам, но Николай мужественно и стойко держался на допросах. 16 января 1943 года был расстрелян и сброшен в шурф шахты № 5.
"Николай Жуков, 20 лет, извлечен без ушей, языка, зубов, отрублена рука и ступня ноги" (Музей "Молодая гвардия", ф. 1, д. 73)
Похоронен в братской могиле героев на центральной площади города Краснодона.
Антонина Иванихина.
11 января 1943 года Антонину Иванихину арестовали. Долго пытали фашисты девушку. Мужественно она переносила мученическую боль и вновь находила в себе силы шутить и смеяться, оставалась для всей камеры примером стойкости и героизма. Еле передвигаясь, она до последнего часа ухаживала за ослабевшими после пыток товарищами.
16 января 1943 года Антонину Иванихину расстреляли и сбросили в шурф шахты № 5.
"Тоня Иванихина, 19 лет, извлечена без глаз, голова перевязана платком и проволокой, груди вырезаны" (Музей "Молодая гвардия", ф. 1, д. 75).
Похоронена в братской могиле героев на центральной площади города Краснодона.
Клавдия Ковалева
В начале января 1943 года Клава Ковалева была арестована и отправлена в город Краснодон. После жестоких истязаний в ночь на 16 января казнена у шурфа шахты № 5.
"Клава Ковалева, 17 лет, извлечена опухшей, отрезана правая грудь, ступни ног были сожжены, отрезана левая рука, голова завязана платком, на теле видны следы побоев. Найдена в десяти метрах от ствола, между вагонетками, вероятно была сброшена живой" (Музей "Молодая гвардия", ф. 1, д. 10)
Похоронена в братской могиле героев на центральной площади Краснодона.
Нина Минаева
11 января 1943 года Нина Минаева была арестована и подвергнута нечеловеческим пыткам. Ночью 16 января вместе с боевыми товарищами по подполью казнена и сброшена в шурф шахты № 5.
"...Мою сестру распознали по шерстяным гамашам - единственной одежде, которая осталась на ней. Руки у Нины были поломаны, один глаз выбит, на груди бесформенные раны, всё тело в черных полосах..." из книги Минаева Владимира Петровича
Похоронена в братской могиле героев на центральной площади города Краснодона.
Владимир Осьмухин
Из воспоминаний матери:
15/II с утра идем к стволу шахты N5, к месту казни наших дорогих детей. Около ствола кровь, чулки, на уступах камней висят чулочки. Начинаем кричать, бросаться к роковому месту. Начались пытки и для нас с началом работы спасателей, вытаскивают бадью и у всех замирают сердца. Появляются дорогие мученики без носов, без зубов, с выкрученными руками и ногами.
24 февраля я дождалась своего дорогого сыночка. Смотрю несут носилки. Меня точно током дернуло. Я узнала его ножки. Подносят ближе, я закричала:
- Мой родной!
Володю нельзя было узнать. Весь изуродован, головочка разбита, осталось одно личико. Левой ручечки до локтя нет. Это свидание было очень тяжелым, но вместе с тем я очень довольна, что Володичку вытащили из той пропасти, куда его бросали проклятые варвары...
Майя Пегливанова
11 января 1943 года Майя была арестована. После жестоких пыток сброшена в шурф шахты № 5.
"Переводчик Рейбанд заявил матери, что на допросе Майя призналась, что она партизанка, и гордо бросила слова проклятия и презрения в лицо палачам. Майю пытали. Отрезали грудь, сломали ноги.
Полиция старалась скрыть от народа уничтожение партизан. Матерям, которые принесли передачу, на второй день после расстрела объявили, будто девушек увезли в исправлагеря.
На стенах камеры были надписаны имена девушек Майи Пегливановой, Шуры Дубровиной, Уляши Громовой и Герасимовой.
"Нас увозят..." - дальше неразборчиво. "Как жаль, что мы вас больше не увидим". "Да здравствует товарищ Сталин".
Труп Майи обезображен: отрезаны груди, переломаны ноги. Снята вся верхняя одежда". (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 331)
___________________
Это далеко не все. И вы мне честно скажите, как на духу: эти девушки и юноши за что умирали? Ради того, чтобы много лет спустя наших солдат поливать помоями? Говорить, что фашисты и их приспешники были "еще ничего"? Чтобы нашу победу обесценивать и говорить, что мы должны выплачивать компенсации немцам?
Вы извините за такой пост, но накипело!
- 1с предприятие 8.3 закрытие месяца. Как закрывать квартал начинающему бухгалтеру пошаговая инструкция. Настройка учетной политики организации
- Продажа ос в 1с 8.3 бухгалтерия. Как в «1с» отразить продажу основных средств и мнма. Продажа основного средства с восстановлением амортизационной премии
- Расчет и калькуляции себестоимости продукции Расчет себестоимости путем распределения расходов
- Самые счастливые люди на Земле: особенности и интересные факты